Денис УРУБКО: «Не могу сказать, что я казахстанский спортсмен»

Покоритель всех крупнейших горных вершин мира – о своем пути к восхождениям, отношении к смерти и философии альпинизма

Голливудский блокбастер «Эверест» о подвиге казахстанского альпиниста Анатолия Букреева, спасшего группу заблудившихся в горах путешественников, продолжает триумфально идти в мировых кинотеатрах (подробнее о фильме читайте в предыдущем номере «Новой» – Казахстан»). В России на минувших выходных «Эверест» стал вторым в Топ-5 самых кассовых фильмов недели, в США – пятым. По Казахстану статистики пока нет, однако известно, что обсуждение фильма в соцсетях среди посмотревших проходит в очень комплиментарном тоне.

Между тем Анатолий Букреев – далеко не единственный знаменитый альпинист, выступавший под флагом Казахстана. Гораздо больше мировых достижений у Дениса Урубко, который первым среди всех альпинистов СНГ покорил все 14 «восьмитысячников» мира. При этом все свои вершины Урубко покорил без кислорода, и сделал он это в общей сложности 21 раз! В 2010 году альпинист получил международную премию «Золотой ледоруб», а в 2012-м – «Золотой ледоруб Азии». Кроме того, в 2010 – 2011 годах Урубко был вице-президентом Федерации альпинизма и скалолазания Республики Казахстан.
Сейчас Денис Урубко принял польское гражданство и живет в Бергамо. О своем пути в альпинизме, Казахстане начала 90-х, мотивах отъезда и ближайших перспективах знаменитый горовосходитель рассказал корреспонденту «Новой» – Казахстан». Отметим, что интервью записывалось в 7 часов утра по среднеевропейскому времени, но, несмотря на это, спортсмен был свеж и бодр.


«Букреев был какой-то посторонний, не такой, как все»


– Вы встречались с Анатолием Букреевым?
– Я встречался с ним один раз. Он проводил экспедицию в 93-м или 94-м году на вершину Мраморная Стена со своими друзьями из Англии. Мы помогали ему и этим ребятам акклиматизироваться, помогали им грузы тащить. И я помню, что он был какой-то посторонний, не такой, как все. Мы как-то даже его не очень хотели принимать – не лезли к нему и не пускали его к себе. Мы были молодые, так что это была наша ошибка.
– Вы фильм «Эверест» уже видели?
– Пока не видел. Через пару недель я приеду в Рязань, и мы вместе с женой хотим сходить в кино.
– Но вообще в фильмах про альпинистов художественного всегда больше, чем реального?
– Разумеется (улыбается). Я могу сказать, что лучший фильм про альпинизм – он и не про альпинизм вовсе, а про людей. Этот фильм называется «К-2». Он вышел в середине 80-х годов, и это замечательное кино о дружбе двух людей и о том, ради чего, собственно, стоит заниматься альпинизмом. Людей, которые сняли такой фильм, я уважаю.
– Как в альпинизме относятся к такому понятию, как смерть?
– Смерть в альпинизме – это недопустимо. Рисковать жизнью там незачем. Некоторые люди сравнивают восхождение на горы с войной – это абсолютно глупое и бездарное сравнение. На войне человек рискует жизнью, защищая своих родных, близких, святые для себя вещи, Родину. В альпинизме же ты рискуешь жизнью только ради каких-то собственных вымышленных амбиций. Поэтому смерть в альпинизме – очень неприятный фактор, который надо стараться исключить.
Я видел много смертей. У меня погибло очень много друзей. Это как множество шрамов, превратившихся в коросту, – через время уже не так чувствительно. Когда гибнут мои хорошие друзья – Саша Ручкин вот недавно погиб, Гена Дуров, Сергей Самойлов, – эти раны со временем становятся как мозоль. Важно понимать и то, что когда другие, рискуя своей жизнью, спасают альпиниста, залезшего на гору, – это плохо. Человек знал, на что идет. И если из-за его наплевательского отношения к тренировкам остальные вынуждены рисковать жизнью, это неправильно. Понятно, что в альпинизме мы никого не бросаем. Но я очень не хочу, чтобы, случись со мной что в горах, кто-то бежал сломя голову меня спасать. Когда я выхожу на маршрут, я даже не беру с собой спутниковый телефон, чтобы не иметь возможности вызвать помощь.


«Медики сказали, что мне жить осталось в этом климате недолго»


– Вы провели детство в городе Невинномысске в Ставропольском крае. Какое у вас осталось главное впечатление от того города?
– Я помню ощущение своей загнанности в ловушку, ощущение своей болезни. Город стоит на перекрестии железных дорог, так что я видел хаос движения, которое проносилось мимо меня.
– А астма из-за чего возникла?
– Там климат просто был такой специфический – жаркий и периодами очень сухой. Когда влажность с Чёрного моря отступает, очень много пробивается на поверхность растений типа амброзии и лебеды. Это очень сильные аллергены, и они все детство меня гнобили. Со временем болезнь развилась в аллергическую астму, и я заболел очень сильно. Медики сказали, что мне жить осталось в этом климате недолго, и посоветовали поменять обстановку.
– И тогда вы переехали на Сахалин. Ощущение свободы, которого не хватало в Невинномысске, сразу пришло?
– Тут важно учитывать возраст: мне стало побольше лет, и я уже имел возможность сам путешествовать. Если под Невинномысском мне приходилось тайком от родителей убегать – ввязываться в цыганские таборы, в драки и приключения, то на Сахалине все было по-другому. Здоровье пошло на поправку. С 14 лет я уже сам путешествовал, ходил с друзьями в туристические походы – и, конечно, это была такая самодеятельная свобода: я мог делать все, что угодно. Я считаю, что именно в этом возрасте – с 13 до 17 лет – формируется физическая выносливость организма, и мои походы дали мне очень много здоровья для моих дальнейших восхождений.


«Мне было проще уйти в горы одному»


– Если верить «Википедии», вас к альпинизму, помимо всего прочего, привело прочтение неких книг о восхождениях, что дало 17-летнему парню такой толчок?
– Самым важным для понимания альпинизма стало прочтение туристического альманаха «Ветер странствий» – выпускался такой в Советском Союзе. Там было два материала: один – отрывок из книги Райнхольда Месснера «В одиночку на Нанга-Парбат», а второй – статья казахстанского альпиниста Казбека Валиева о том, как он в составе небольшой группы совершил восхождение на вершину Дхаулагири. Я узнал, что существуют «восьмитысячники» и сольные экстремальные восхождения. В то же время я узнал, что есть сильная школа альпинизма в Казахстане. Казбек Валиев и Юрий Моисеев совершили выдающееся восхождение по новому маршруту в альпийском стиле на Дхаулагири – таких восхождений до сих пор в мире сделано не больше десяти.
– Где вы взяли свое первое альпинистское снаряжение? Ведь это были конец 80-х и начало 90-х годов – время, прямо скажем, не самое богатое.
– Пока я учился во Владивостоке, работал на четырех или пяти работах – дворником, гардеробщиком, мыл полы в нашем институте, разносил газеты. Та же стипендия 40 рублей была. Все эти деньги я собирал и копил на то, чтобы купить какой-то рюкзак новый, веревку, крючья. Дело еще в том, что у нас во Владивостоке была станция службы спасения, и при ней туристы собирались. Периодически была возможность что-то там приобрести или у друзей что-то взять. Только таким образом.
– В ваших ранних рассказах читал о том, что у вас было состояние отчужденности и одиночества. А при восхождении что, сразу ощущение свободы появляется?
– Одиночество – это такой болезненный наркотик. Ты сразу теряешь чувство ответственности. В юности у меня это очень сильно проявлялось: я не всегда находил контакт с друзьями. Мне было проще уйти в горы одному.
Это было опасно, и сложные восхождения начались в горной системе Кодар в Забайкалье. Я в туристическом клубе начитался разной литературы, отправился на вершину и случайно ошибся: где был нарисован по схеме перевал, туда я и полез – а на самом деле он был в другом месте. Я полез по сложной скальной стене – как я сейчас понимаю, она была высотой метров 300. Я с тяжелым рюкзаком долго лез, и когда выбрался на перевал, то из оставленной там кем-то записки узнал, что это другой перевал – гораздо сложнее, чем тот, на который я собирался. Рядом была вершина, я поднялся туда, и возникло ощущение, что раньше здесь никого не было. Мне понравилось это чувство крутости. Это было мое первое спортивное достижение в альпинизме, когда я сделал что-то лучше, чем ожидал.


«Бегал и уговаривал всех взять меня в армию»


– Вы сказали о том, что узнали о школе альпинизма в Алма-Ате. Переезд сюда в 93-м году вам легко дался? Все-таки это опять другой климат и другая обстановка. 

– Если вы спрашиваете про здоровье, то организм в молодом возрасте «встал на крыло» – и дальше все было нормально. Аллергия себя периодически проявляет, конечно, – даже сейчас, но уже не в тех масштабах. А с переездом в Казахстан все было легко, потому что я случайно встретил нужных людей. В городе Оше я познакомился с ребятами-альпинистами из команды ЦСКА и понял, что это мое братство. И потом я познакомился с Ервандом Тихоновичем Ильинским – старшим тренером ЦСКА в Алма-Ате. Ильинский сказал: могу посоветовать приехать к нам в Алма-Ату заниматься альпинизмом.
– Когда вы приехали, Казахстан уже был другим государством.
– Но он еще оставался советским. Это и дало мне возможность разными путями прописаться, быть призванным в армию и получить военный билет. Меня очень долго, кстати, не хотели призывать в Казахстане, говорили: ты – россиянин, парень, мы тебя призвать не можем. На меня смотрели как на идиота. Тысячи людей были, которые мечтали «закосить», а я бегал и всех вокруг уговаривал: «Возьмите меня в армию, пожалуйста!».


«Страх бывает разный»


– У вас есть рассказ «Крутой лёд». В нем описана достаточно тяжелая история восхождения, и через каждые несколько абзацев повторяется слово «страх». Получается, страх – главная движущая сила в альпинизме?

– Упаси Бог, вы что (смеется)! Главная движущая сила – это желание достичь цели. А страх – это маленькое обстоятельство, которое корректирует действия, чтобы сделать это безопасно. Одно из обстоятельств: у человека, кроме страха, куча других эмоций, но эта – одна из самых сильных.
– Тем не менее, у вас в том восхождении была опасность сорваться и погибнуть. В тот момент, когда вы висели над бездной на одной руке, вы что чувствовали?
– Страх бывает разный. Первый страх – он логический: ты просто чего-то боишься, и это ощущение накапливается, обволакивает тебя, не дает нормально анализировать ситуацию, двигаться и реагировать на какие-то обстоятельства. Второй страх – внезапный: резко что-то происходит – и человек загнан в такую шоковую ситуацию, что борется, не анализируя в этот момент ничего. Вот в тот момент, когда я сорвался и держался на пальцах одной руки, ни о чем другом, кроме необходимости спастись, не думал. Да, всплеск адреналина, горячая кровь по жилам – это прекрасное чувство, чувство преодоления, когда ты смог выкарабкаться и сделать все правильно, как мужчина. Только в результате анализа и борьбы с первым страхом страх номер два в момент опасности уходит, остается только холодное спокойствие.


«Для альпинистов «восьмитысячники» – это фетиш»


– Вы покорили все 14 «восьмитысячников». Я так понимаю, что это очень круто. А для самих альпинистов это какой-то в хорошем смысле фетиш? Нужно обязательно все эти вершины покорить? 

– Нет, конечно. Альпинизм многогранен, и кроме покорения «восьмитысячников» есть масса других возможностей – скалолазание, технические восхождения. А эти 14 «восьмитысячников» – как Колизей. То есть они вкупе – самая известная арена спортивного альпинизма. И для альпинистов это действительно какой-то фетиш. Вот, допустим, певец выступил в «Ла Скала» – для него это показатель. Так и для альпиниста, который смог выложиться и в своем «Колизее» выступить, – это показатель того, что он хороший спортсмен и умеет делать что-то лучше, чем другие.
Но для меня основная гордость – это не то, что я залез на эти 14 «восьмитысячников» (это, в общем-то, сложилось достаточно случайно). Для меня важно, что я проложил четыре новых маршрута в альпийском стиле, на двух из них был зимой, на одну вершину совершил скоростное восхождение. Это наполняет меня гордостью.
– Вас называют последователем метода Анатолия Букреева, но я так понял, что это достаточно общее место в альпинизме. Речь о восхождении на вершины без кислородного баллона. Правильно я понимаю, что восхождение с кислородной маской считается менее серьезным?
– Конечно. Альпинизм без кислорода помогает оказаться там, где ты считаешь нужным быть – на вершине Эвереста. Там почти 9 тысяч метров высота, там нечем дышать. И восходя без кислорода, ты честно оцениваешь свои силы и приходишь туда, куда ты стремился, не обманывая себя. Это гораздо интереснее, чем альпинизм с кислородом.
– Вам с вашей аллергией не сложно без кислорода ходить?
– Мне это, наоборот, помогло. Когда мне было 14 лет, на Сахалине я очень много двигался. Допустим, был марш-бросок на 80 километров за одну ночь через бурелом. Или после школы я садился на велосипед и ехал сотню километров через перевалы. Думаю, это помогло стать мне физически выносливым. Аллергия ушла и больше не мешала мне никогда.


«Раньше встанешь – больше возможностей вернуться назад живым»


– Если не секрет, почему вы уехали из Казахстана?
– Я уехал из страны, потому что увидел тупик, в котором я не смогу развиваться как личность и как спортсмен. Я понял, что нужно реализовывать свои амбиции и мечты в другом месте. Не было возможности работать тренером. Меня из ЦСКА, мягко говоря, «попросили». Предложили должность в Астане, но это означало, что я не смог бы заниматься альпинизмом. Пришлось увольняться, а без этой работы у меня не было куска хлеба. К тому же то, что конкуренция в альпинизме переносится на сферу личных отношений, на меня тоже действовало, поэтому я ушел. К счастью, я встретил человека – свою жену Ольгу, и это был толчок к тому, что я понял: мне нужно уезжать.
– По поводу Букреева тут копья ломают. Одни называют его казахстанским альпинистом, другие – российским. Вы себя чьим чувствуете?
– Я себя не чувствую ничьим. Я как альпинист сформировался в России, как спортсмен достиг многого в Казахстане. Как личность сформировался в других странах: в Непале, в Италии. Так что не могу сказать, что я казахстанский спортсмен.
– Чем вы занимаетесь сейчас?
– В ближайший год я буду совершать много скальных восхождений – для себя. Мне нравятся безопасные скальные маршруты, где все уже пробито крючьями. Я не хочу сейчас рисковать жизнью. Я готовлюсь к тому, чтобы тренировать молодежь. Я и сейчас немного тренирую, в декабре мы собираемся с ребятами из Польши, Москвы, Владивостока, Италии, Кавказа, Канады организовать проект «Зимой на Эльбрус». Это моделирование ситуации: зимой на Эльбрусе очень сложно – примерно как на «восьмитысячнике» в нормальных условиях. Потом я собираюсь с той же компанией поехать летом на пик Ленина, а затем на Чо-Ойю. Это будет такая школа, а для меня – интересная тренерская задача.
Затем я собираюсь подняться на Чо-Ойю еще несколько раз, чтобы узнать возможности своего организма. В ближайшие пару лет я хочу проложить несколько новых маршрутов в Гималаях и в Каракоруме – и на этом я собираюсь завершить свою спортивную деятельность. Останутся только скальная деятельность «для себя красивого» (смеется) и тренерская работа. Я очень хочу, чтобы вокруг меня была большая компания моих детей и внуков! (Улыбается.) Это самый большой вызов, который стоит передо мной в дальнейшем.
– Мы с вами разговариваем в 7 утра. Это у вас привычка с детства так рано вставать, или просто времени не хватает?
– Это привычка из альпинизма, ну, и из-за того, что времени нет. Я сегодня проснулся в пять утра, до будильника еще час, я планировал встать в шесть. Понял, что не усну, – поработал за компьютером, затем вышел в сад, потренировался, а потом приехал в офис, и вот с вами разговариваю. Дальше у меня куча работы, деловая переписка. Лягу спать я примерно в одиннадцать часов вечера.
Ну, и кроме того, в альпинизме, чем раньше ты встанешь, тем больше у тебя возможностей вернуться назад живым (смеется).


ДОСЬЕ


Денис Викторович Урубко – высотный альпинист, мастер спорта международного класса, неоднократный чемпион СНГ, Казахстана и Кыргызстана в высотном, техническом, высотно-техническом и зимнем классах. Родился в 1973 году в Невинномысске Ставропольского края.
В 1987 году из-за аллергической астмы Дениса семья Урубко переезжает на Сахалин. Там молодой человек впервые увлекается альпинизмом и совершает свое первое восхождение на гору Лопатина. Тем же летом он отправляется в Забайкалье и там совершает одиночное восхождение на безымянную вершину высотой 2600 метров.
В 1993 году, оставив учебу в институте искусств во Владивостоке, отправляется в Алма-Ату, где вступает в клуб ЦСКА. С 1993 по 2012 год совершает несколько десятков восхождений, в том числе 21 восхождение на 14 «восьмитысячников» мира. Все подъемы Урубко совершает без применения кислородной маски.
Кавалер Золотого ордена Национального Олимпийского комитета РК за выдающиеся заслуги в спорте (2009), несколько медалей по линии военной службы, медали Наварры и Непала. Также Фондом развития спорта Казахстана (ФРСК) признан «Лучшим спортсменом года-2009» в Республике Казахстан. В 2010 – 2011 годах был вице-президентом Федерации альпинизма и скалолазания Республики Казахстан.
Приверженец трехэтапной философии альпинизма. На первом этапе Урубко воспринимал восхождения на горы Приключением – с открытием мира вокруг. Затем, как считает Урубко, настала пора Спорта – когда он исследовал себя и свои возможности в горах. Нынче Денис пропагандирует горовосхождения как вид Искусства – с познанием качеств человеческой души и творческого потенциала. При этом, по его утверждению, Искусство неотделимо от предыдущих стадий, иначе превращается в обычную демагогию.
В 2012 году уехал из Казахстана в Россию, там принял российское гражданство. Спустя два с половиной года принял также польское гражданство.
Выпускник КазНУ им. аль-Фараби по специальности «Журналистика». Автор нескольких книг, ведет собственный блог.
Женат, отец четверых детей.

Источник: «Википедия»