Как бы правосудие
- Подробности
- 4851
- 14.10.2010
В августе текущего года президент Казахстана Нурсултан Назарбаев сделал заявление о необходимости реформирования правоохранительной системы и сообщил о планируемой декриминализации преступлений, особенно в экономической сфере. Он отметил громоздкость в системе управления правоохранительных органов, дублирование и пересечение их функций. Кроме того, он обозначил контуры организационных мер, которые должны видоизменить нынешнюю модель правоохранительной системы. Будет ли эффективна эта реформа? Об этом наш корреспондент Александр КРАСНЕР беседует с кандидатом юридических наук, членом президиума Алма-Атинской городской коллегии адвокатов Александром РОЗЕНЦВАЙГОМ.
.
Почему в правовой реформе не нашлось должного места суду и вообще забыли об адвокатуре
Нельзя отдавать подготовку и проведение судебно-правовой реформы на откуп чиновникам. Необходимо провести референдум среди профессионального сообщества. Нужны кардинальные меры по установлению реального верховенства права. Может быть, исторический шанс, чтобы их предпринять, еще не упущен
Александр Краснер: С чем, на твой взгляд, связана реформа правоохранительной системы? Что характерно, не так давно российский президент объявил о подобной реформе. Возможно, она назрела на постсоветском пространстве?
Александр Розенцвайг: Необходимость реформирования правоохранительной системы существовала всегда, еще до того, как пал советский режим, когда мы все жили в одном государстве. Общность правового пространства, а равно присущих ему проблем сохраняется и поныне. Волей-неволей приходится двигаться вперед в цивилизованном направлении.
А.К.: То есть по большей части мы до сих пор пользовались советской правовой системой, которая перестала отвечать духу времени?
А.Р.: Можно сказать и так. Действующий Уголовный кодекс мало чем отличается от советского. А если глубже – то он по своей сути как был сталинским, антирыночным, чрезмерно репрессивным, так и остался. Да и существующие правоохранительные органы мало чем отличаются от советских. Различие, пожалуй, в уровне образования – раньше оно было, несомненно, выше. Сейчас учиться стало практически не у кого и нечему. Трудно требовать от непрофессиональных, а порой откровенно малообразованных людей глубоких знаний и продуманных действий. В результате вместо реформирования – профанация и отчеты.
Что из того, что у нас давным-давно милиция переименована в полицию? И следственный комитет, слава богу, благополучно почивший, тоже был. А что изменилось? Я практикую уже 34 года. Есть с чем сравнивать. Так вот, при советской власти работать было проще, хотя и там далеко не всегда работали правовые механизмы. Но такого безобразия, которое творится сейчас, не было. Нынешняя система имеет к праву формальное отношение. Часто вспоминаю Андрея Платонова. Один из его героев, Шмаков, говорил: «Мы как бы пролетарии». А у нас – как бы правосудие или, точнее, квазиправосудие. Поэтому главное сейчас – обеспечить в стране верховенство права, что предполагает неукоснительное исполнение Конституции. Она у нас добротная, на уровне мировых стандартов. И высшими ценностями нашего государства, светского, правового, социального, признается человек, его жизнь, права и свободы. Если бы этот постулат соблюдался, не было бы никаких проблем. Для этого, прежде всего, необходима реальная независимость суда от исполнительной власти.
А.К.: И в целом ряде случаев суд должен быть выше власти…
А.Р.: Суд – это не третья власть, а зачастую власть высшая, которая, когда этого требует закон, должна быть в состоянии дать по носу власти государственной. У нас же суды живут с оглядкой. А граждане лишены возможности даже обращаться в Конституционный совет, как, например, у наших северных соседей.
А.К.: Почему?
А.Р.: Потому, что обращения физических лиц не принимаются – процедура так прописана. Да и для юридических лиц введены практически непреодолимые барьеры. Необходимо, чтобы запрос в Конституционный совет сделал суд, который рассматривает конкретное дело, или же 20 процентов депутатского корпуса Мажилиса. А суды этого делать не хотят. А как, скажите, простому гражданину собрать 20 процентов депутатов? Вот и выходит, что Конституция с её идеальной правовой моделью существует отдельно от законов, сверстанных под интересы конкретных групп и ведомств, которые действуют зачастую ей вопреки.
А.К.: Простой человек вообще не знает, как работает этот механизм.
А.Р.: Мне неведом этот абстрактный «простой человек». Беда, что наших граждан недооценивают. Может быть, людям и не всегда доступны юридические хитросплетения, но что происходит, плохо это или хорошо, справедливо или нет, понимают все. А для профессио-нальной защиты законных прав и интересов граждан существует адвокатский корпус…
А.К.: Но в нашей правовой реформе вообще не нашлось места адвокатуре…
А.Р.: Это означает, что реально в ее разработке адвокаты не участвовали. И не только адвокаты – не участвовали действительно независимые эксперты, представители гражданского общества. На выходе получилась кулуарная, чиновничья программа, которую, к сожалению, подписал президент.
Так получилось, что я лет эдак 15, если не больше, состоял во всех рабочих группах по подготовке законодательства об адвокатской деятельности. Был одним из основных разработчиков едва ли не первого в СНГ закона об адвокатской деятельности, который вышел очень приличным, но его кастрировали. И теперь этот кастрированный закон пытаются еще урезать. Я не вошел только в последнюю рабочую группу – не вижу в этом смысла.
А.К.: Насколько мне известно, в последнее время в адвокатскую деятельность активно пытается вмешиваться Минюст.
А.Р.: Дело не в Минюсте, точнее, не только в нём. Мы уже давно бьем тревогу. Под видом заботы о гарантиях прав граждан идет достаточно продуманная иезуитская кампания против адвокатского корпуса. На нас не просто хотят накинуть уздечку, стреножить и поставить в стойло – государство пытается в очередной раз подмять под себя адвокатуру, контролировать качество адвокатской деятельности, рассматривать жалобы на адвокатов. Это абсурд!
У авторов этой идеи отсутствует четкое понимание того, что такое контроль, что такое качество и насколько эти термины вообще применимы к обсуждаемой проблеме. Бюрократия тяготеет к бесконечному расширению своих и без того непомерных полномочий. Напомню, что адвокат – представитель свободной профессии, и по международным стандартам вмешательство кого бы то ни было извне в дела адвокатуры и адвоката есть не что иное, как попытка поставить их в зависимость от чуждых им бюрократических инстанций. Иными словами, произвол.
Давать оценку адвокатской деятельности – дело самой адвокатуры. Другой вопрос, какие критерии приемлемы? И здесь мы сталкиваемся с непростой ситуацией: подобрать их крайне трудно. К примеру, если в гражданском процессе адвокат добился благоприятного исхода для своего доверителя (я намеренно ухожу от использования расхожих и не совсем точных терминов «клиент» и «выиграл дело»), то другая сторона, у которой тоже есть адвокат, терпит поражение. Выходит, второй адвокат работал плохо? Отнюдь. Другая ситуация. Адвокат добился для своего подзащитного оправдательного приговора по уголовному делу (или переквалификации его действий с существенным снижением назначенного наказания). Означает ли это, что адвокат стороны обвинения не оказал своему доверителю надлежащую помощь? Очевидно, что практически всегда успешности одних адвокатов противостоит неуспех других.
А.К.: Так какие же критерии качества работы профессионального защитника можно взять за основу?
А.Р.: Я же говорю, что эта проблема весьма непроста. Например, если оценивать работу адвоката по количеству заявленных и удовлетворенных ходатайств? Но их можно заявлять сотнями, и все будут отклонены. Или их удовлетворят, но на конечном результате это никак не скажется. Можно – по числу оправданных. Но наша судебная система боится оправдательных приговоров. Кроме того, всем известны адвокаты, которые, не будучи в состоянии связать и пары слов, тем не менее зачастую действуют намного успешнее, чем их более толковые и грамотные коллеги. Вот такой парадокс. Можно – по уменьшению среднего показателя человеко-лет лишения свободы или по размеру удовлетворенных судом материальных требований; по глубине и обоснованности подготовленных адвокатом процессуальных документов (которые, кстати сказать, сплошь и рядом игнорируются судом); по адвокатскому красноречию, практически не востребованному в условиях рассмотрения дел одним профессиональным судьей. По тому, доволен доверитель или подзащитный результатами проделанной для него работы? А если недоволен, то означает ли это, что адвокат не оказал необходимую правовую помощь? Некоторые пытаются оценивать качество адвокатской помощи сквозь призму статистических данных. Но мы все знаем о «рукотворности» нашей лукавой статистики. Тем более что она не фиксирует ошибки правоохранительных органов и судов и не отражает внесудебную деятельность адвокатов.
А.К.: Какой же выход?
А.Р.: Мне видится следующий подход к решению проблемы. Главное подтверждение добросовестной работы адвоката – это отсутствие к нему претензий со стороны доверителя. Вопрос, конечно, субъективный. Но при этом любой здравомыслящий человек видит и понимает, хорошо отработал адвокат или плохо.
Я бы предложил обсудить в качестве критериев следующие. Во-первых, адвокатская деятельность должна оцениваться сквозь призму исполнения адвокатом требований закона и своих профессиональных обязанностей перед доверителем. Во-вторых, должно оцениваться соблюдение адвокатом писаных и неписаных норм профессиональной этики. Должен быть Кодекс адвокатской этики. Одновременно в ходе дисциплинарной практики коллегий адвокатов следует формировать прецеденты. И третий критерий оценки – как адвокат соблюдает требования актов локального регулирования, которые принимаются коллегиями адвокатов в соответствии с их полномочиями. Напомню, что судебные акты оцениваются по критериям их законности и справедливости. Разумеется, оценка должна осуществляться независимым от какой-либо власти адвокатским сообществом.
Наши оппоненты недопонимают, что адвокатура – это самостоятельное, независимое, самоокупаемое профессиональное сообщество, на которое Конституцией возложена обязанность обеспечивать конституционные гарантии. И в её дела вмешиваться недопустимо. Тем более что государство не вкладывает в нас ни копейки. Мы сами себя содержим. Обучаем стажеров и повышаем свою квалификацию, сами создаём новые рабочие места. Вновь принятый адвокат приходит на всё готовое. Для него за счет других адвокатов уже создана, организована и оплачена рабочая инфраструктура. Естественно, что коллегиями предусмотрен первоначальный членский взнос, который идёт вовсе не на зарплату адвокатских чиновников (кстати, их в разы меньше, чем на государственной службе). Средства идут на организацию обучения, приобретение компьютеров, расширение практики. Так недавно нас и этого пытались лишить, внеся изменения в очередной законопроект.
Минюст начал против нас необъявленную войну. В нынешнем году, к примеру, на алма-атинских адвокатов поступило около 20 представлений и несколько исков о лишении их адвокатского статуса только за то, что они были учредителями разных товариществ с ограниченной ответственностью. Ретивые чиновники пытаются лишить работы наиболее дееспособную категорию адвокатов, которые еще и инвестируют свои деньги в экономику Казахстана.
Законом же подобная инвестиционная деятельность адвокатов не запрещена. Более того, такого запрета нет даже для государственных служащих. Единственное, что последние должны сделать, это передать свою долю в доверительное управление. От нас же закон и этого не требует. Тем не менее нашего брата за незапрещенные действия пытаются выдавливать из профессии. А судьи нередко выносят по этим делам ничем не обоснованные и носящие антиконституционный характер решения, которые в полной мере удовлетворяют требованиям юстиции.
А еще задумано ограничить сроки полномочий председателей коллегий. Но кому какое дело, сколько лет подряд адвокаты будут доверять одному и тому же коллеге руководить собой? Всему этому на протяжении многих лет мы вынуждены противодействовать, отвлекаясь от своей основной деятельности. Мы уже не просим, чтобы нам помогали (хотя было бы неплохо). Пусть только не мешают работать.
А.К.: В последнее время появились так называемые «засекреченные дела». Это же выходит за рамки правосудия! Независимых адвокатов к ним не допускают.
А.Р.: Это происходит потому, что секретность используется как ширма для принятия любых, как правило, самых суровых решений. Это антиконституционно, так как у нас нет запрета для допуска адвокатов к любым категориям дел. В России засекречивание дел еще в 1996 году признано неконституционным. В нашем же государстве правоприменительная практика идет в совершенно другом направлении. Вот куда, на мой взгляд, должно направить свою кипучую энергию Министерство юстиции, вместо того чтобы преследовать адвокатов и пытаться их контролировать. Ну а чиновники должны, наконец, понять, что никто из них тоже не защищен от произвола, и поэтому в их же интересах принять общие для всех справедливые правила судопроизводства.
А.К.: Одним словом, судебно-правовая реформа в том виде, в каком она нам предлагается, не более чем косметическая?
А.Р.: Нельзя отдавать ее подготовку и проведение на откуп чиновникам. Я не исключаю, что по всем этим вопросам необходимо провести референдум среди профессионального сообщества.
А.К.: А что нужно сделать, чтобы суд был по-настоящему независимым?
А.Р.: Неукоснительно соблюдать законы. Также считаю, что было бы правильнее судей не назначать, а избирать. И делать это должен народ. Тогда во многом будут устранены внутренние проблемы суда. У нас же суд внутри себя несамостоятелен.
А.К.: Если проводить судебно-правовую реформу, то, по всей видимости, не обойтись и без судов присяжных?
А.Р.: Убежден, что необходимо расширять круг дел, подсудных судам присяжных, и, возможно, не только по уголовным делам.
А.К.: Насчет участия присяжных в административных и гражданских делах – вопрос спорный: смогут ли «люди с улицы» разобраться во всех хитросплетениях, особенно если речь идет об экономических вопросах?
А.Р.: Не вижу, чего здесь следовало бы опасаться.
А.К.: Тем не менее, с самим судом присяжных тоже много проблем. Он зачастую выносит спорные и неадекватные решения.
А.Р.: Гражданам надо доверять. Люди с улицы, если это нормальные люди, сердцем принимают решение.
А.К.: Но разве судом присяжных не удастся манипулировать?
А.Р.: Можно, наверное, но сделать это гораздо сложнее: одно дело, когда коррумпируются профессиональные судьи, другое – когда нужно подкупить или каким-то иным образом «уломать» девять неюристов. При этом профессиональным судьям не следует уходить в совещательную комнату вместе с присяжными. Их нужно вывести из-под зависимости от судьи.
А.К.: Понятно, что выборность судей и суд присяжных должны идти в одной упряжке. А по каким параметрам оценивается работа судей?
А.Р.: Это тема для отдельного обсуждения. В одном убеждён: порядочного судью за то, что его приговор отменен, наказывать нельзя. Пока это правило не станет безусловным, судьи будут ориентированы не на законные и справедливые решения и приговоры, а не те, которые «согласованы» и выгодны власти. Но если вынесен незаконный приговор, судья должен за это отвечать, хотя подобные прецеденты лично мне не известны.
И еще – знаешь, какая у судьи пенсия? Около 40 тысяч тенге. Разве на эти средства можно спокойно встретить старость? Если человек, каждодневно решая судьбы людей и споры на миллионы долларов, получает гроши, конечно, у него возникает соблазн. Но если он знает, что обеспечен и ему есть на что жить, и жить неплохо, если есть у него высокий статус, то он вряд ли будет рисковать всем этим и брать взятки. Поэтому и жалование, и пенсия у судьи должны быть более чем достойными. Уходя на заслуженный отдых, он не должен думать о хлебе насущном, еще где-то подрабатывая, чтобы как-то прокормиться. Но не только судьи – все сотрудники правоохранительных органов должны быть уверены, что их жизнь и жизнь их семей обеспечена и защищена.
А.К.: Но даже сытая собака, проходя мимо казана с мясом, не преминет умыкнуть кусок.
А.Р.: Конечно, мздоимство декретом не прекратишь. Но масштабы этого явления при установлении нормального правопорядка могут значительно сократиться.
А.К.: Поэтому, видимо, должна быть создана некая структура, которая обеспечивала бы контроль над правоохранительными органами?
А.Р.: Думаю, что назрела необходимость в специализированном суде, который бы контролировал деятельность правоприменительных органов: полиции, прокуратуры, суда, КНБ и юстиции. Основной массив дел, как мне представляется, должен быть сконцентрирован в МВД.
На сегодняшний день в Казахстане ни один оперативник или следователь не привлечен к ответственности за воспрепятствование адвокатской деятельности, хотя случаи, когда адвокату не дают работать, угрожают, мешают, к сожалению, не единичны. Ответственность за такие незаконные действия должны нести не только государство, но и конкретное должностное лицо, их совершившее. И не в тюрьму его нужно отправлять. Пусть ответит материально, приличной суммой.
А.К.: А нужны ли военный трибунал, военные суды, военная прокуратура?
А.Р.: На мой взгляд, в гражданском обществе – нет. Чем отличаются воинские преступления от гражданских? Только субъектом. Суд должен быть один для всех, а прокуратура – без погон.
Нам нужна не «как бы реформа», нужны кардинальные меры по установлению реального верховенства права. Надеюсь, что исторический шанс, чтобы их предпринять, еще не упущен. Конечно, можно и нужно принимать решения о реструктуризации прокуратуры, подразделений МВД, перераспределять функции между ведомствами. Но это все технические манипуляции. Законы должны работать исключительно в интересах человека.
