«Этот самострел, который произведен частью окружения Мирзиёева, его реально подставил» - Аркадий Дубнов о протестах в Узбекистане


Каракалпакстан — крупнейший регион Узбекистана, он занимает 40% территории страны, там проживает почти два миллиона человек. Власти назвали причиной протестов «неправильное толкование реформ, проводимых в республике» и сообщили о попытке захвата госорганов. В ходе многотысячных протестов против поправок к Конституции в городе Нукус погибли 18 человек. Еще 243 человека получили ранения. За несколько дней демонстраций были задержаны 516 человек. Что происходит в Узбекистане сейчас?

— Скажите, почему именно Каракалпакстан? Что так боятся власти Узбекистана в случае, если этот регион захочет автономности?

— Там просто нет другого региона, который занимал бы столь особый статус в составе Узбекистана.

— Что значит «особый статус»?

— «Особый статус» значит, что Каракалпакстан до сих пор связывался с Узбекистаном отношениями договорного свойства, которые не предполагали, так сказать, нахождения этого региона как части в составе Узбекистана. Мы об этом, в общем, и знать не знали. Я вам скажу честно, что лично для меня это тоже стало достаточным открытием.

Поскольку только сейчас все вспомнили, что договор между Узбекистаном и Каракалпакстаном об «особом статусе» был заключен в 93-м году, после двух лет существования региона, провозглашенного независимой суверенной республикой в составе Советского Союза (это произошло в последние месяцы существования СССР, если я не ошибаюсь). Я честно должен вам сказать, что не видел этого договора. Как и многие, наверное, другие.

Но 20 лет спустя, в 2013 году в Ташкенте еще при живом президенте Исламе Каримове, когда истек срок договора, то ли власти сделали вид, что его и не существовало, то ли про него все забыли. Все продолжали прежнее существование. Каракалпакстан пользовался репутацией дотационного региона. Он по-прежнему испытывал серьезные экономические и социальные проблемы: высокая безработица, отвратительная экология. Напоминаю, что это Аральское море, которое фактически исчезает с лица земли, понемногу высыхает.

Ну и вот пришло время Мирзиёева. Пришло время, когда надо было, видимо, каким-то образом решать юридически этот статус. И решили, наверное, присовокупить эти изменения к изменениям в Конституции. В надежде на то, что среди десятков других поправок это все как-то останется без внимания и так автоматически — как это бывает в странах постсоветского пространства — примется населением как дважды два четыре.

А поправки лишали Каракалпакстан даже того скромного статуса региона, который мог изменить свой суверенитет или выйти из страны посредством проведения референдума, исчезало определение «суверенный» в новом тексте поправок.

Это стало известно после 25-го июня, когда объявили обсуждение этих поправок, благодаря журналистке из Каракалпакстана, которая написала текст у себя в Телеграм-канале.

Дальше это разошлось. Возникли Телеграм-каналы, в которых это стало бурно обсуждаться. Возник человек по фамилии Давлетмуратов, который стал таким внезапно неформальным как бы символом протеста: блоггер, журналист — до сих пор никогда о нем ничего не слышал.

К 30-му июня благодаря созданию этого Телеграм-канала и жителям Каракалпакстана, которые узнали об этом всем, возникла ситуация очень сухого хвороста в республике. И когда блогер объявил о проведении 5-го июля митинга, где должен был обсуждаться протест против такого рода поправок, люди вышли на дорогу, ведущую к столице — Нукусу — и пошли маршем, готовясь, видимо, уже предварительно протестовать. Мне сейчас трудно сказать, насколько это было стихийно или нет. Но дальше начало все проходить неорганизованно, протест столкнулся с не совсем адекватными действиями полиции, силовиков — сначала местных, а потом уже Ташкент начал реагировать.

Возможно, это можно назвать эксцессом исполнителя. Эксцессом, так сказать, тех людей, которые должны были реагировать на эти события.

Надо сказать, что, когда это стало известно, первый раз это комментируя, я выразил надежду, что реакция власти в Ташкенте будет адекватная, что президент Мирзиёев серьезно отличается в этом смысле от своего предшественника Ислама Каримова, и он откажется от силовых действий, подавления народного протеста, как это случилось в Андижане в 2005 году, когда погибли около 200 человек в столкновениях. И отчасти так оно и произошло. Он дважды прилетал сначала в ночь первого дня — потом вернулся в Ташкент — потом опять вернулся. В результате он объявил публично, что если народ не хочет этих поправок, меняющих, прежде всего, текст Конституции, то этого и не будет. И как бы вопрос был снят с повестки дня.

Но уличная стихия была возбуждена, в первую очередь, действиями, которые силовые структуры произвели в отношении лидера протеста. Его схватили силой в своей квартире, увезли в неизвестном направлении. Потом вроде бы вернули, потом снова взяли.

Изучая опыт такого рода стихийных волнений особенно в Азии, я понимаю, что самое страшное: толпа осталась без своего лидера. А это самое плохое, что может случиться. Ведь она становится неуправляемой, легко возбуждаемой, неадекватной. И любой более менее активный человек в этой толпе — а это, повторяю, происходит в Азии — воспламеняет настроение, и начинается применение силы против тех, кто отвечает силой и так далее. Начинается вот эта ужасная — извините за слово — азиатская рубка. И вот только сегодня нам становятся понятны масштабы произошедшего. Власти уже назвали количество погибших — 18 человек. Сотни людей находятся в больницах в тяжелом состоянии и так далее.

— Скажите, что вы имеете в виду, когда говорите о том, что сейчас протест станет стихийным? Что эта история с Мирзиёевым, который пообещал не вносить эти поправки, — это блеф? Какая-то история про то, что это не удовлетворяет протестующих?

— Я хотел бы быть сейчас аккуратнее в формулировках. Слово «блеф» я бы исключил из описания ситуации. Повторяю, учитывая опыт предыдущих такого рода чуть ли не восстаний, президент Узбекистана, реагируя на эти события, повел себя вначале адекватно, на мой взгляд. Он фактически признал ошибку власти. Правда, не обозначив, так сказать, производителей этой ошибки. А это те, кто создал ситуацию этими поправками, не изучив настроения в самом Каракалпакстане, не обладая социологическими данными относительно ситуации в республике. Президент тут же это дезавуировал. Это не что иное как очень быстрая, на мой взгляд, достаточно адекватная реакция власти. То, что в других регионах, да и в России, очень редко происходит.

Но власть оказалась перед лицом плохо организованной без конкретного лидера толпы, в отсутствии нормально действующих механизмов коммуникации с людьми, потому что интернет был то отключен, то очень локально включался, и возможности дать людям полную информацию о действиях и намерениях власти, очевидно, не было. Эта очень глухая, я бы сказал, коммуникация сыграла дурную роль. Намерение убрать интернет как средство возбуждения и организация масс привело к дезорганизации еще больше и к отсутствию каналов информации между властью и людьми. Вот такая ситуация.

Поэтому я бы отказался считать, что Мирзиёев обманывал людей. Нет. Просто он, к сожалению, из-за отсутствия хорошо организованной коммуникации отставал от событий. Он реагировал всегда на полшага отставая от того, чему он вынужден был противостоять.

— Хорошо. Как вы видите ближайшее будущее протестов? Будет ли достигнута их окончательная цель, или всё довольно быстро утихнет и, в принципе, опасаться уже больше нечего?

— Здесь трудно давать какие-то прогнозы. Произошедшее я бы назвал раной. Раной, нанесенной нынешнему правящему в Узбекистане режиму во главе с Шавкатом Мирзиёевым, который заслуженно считался, в общем, модернизатором нынешнего Узбекистана. В этих странах модернизация идет всегда сверху. Впрочем, и в России тоже. Это известно. Поэтому это была медвежья услуга людей из окружения Мирзиёева. То ли людей в узбекском парламенте — который не привык быть местом дискуссий еще в большей степени, чем российский, — где поправки, которые предлагались по поводу Каракалпакстана не обсуждались, как известно, и были приняты просто сразу. То ли это люди, которые спустили необходимость введения этих поправок в парламент из кругов, может, близких Мирзиёева, может, из его администрации. Сейчас никто этого сказать не может.

Но вот этот эксцесс исполнителя; вот эта вредоносность произошедшего; этот выстрел в ногу; этот самострел, который произведен частью, так сказать, окружения Мирзиёева, его реально подставил.

Если власти в Ташкенте будут настаивать на последней версии произошедшего — которую уже подхватили такие замечательные златоусты на нашем пространстве как Александр Лукашенко, — что это интриги внешних сил, то к добру это, на мой взгляд, не приведет. Мне кажется, надо было идти по пути исправления ошибок, сделанных, в первую очередь, властью. Они были реально сделаны. И реально было признание этих ошибок.