Уехал Максим, да и хрен с ним

  • Печать

Что делать комиссарам собственной безопасности, когда кончаются враги



Андрей Норкин загрустил: вот уже две недели список иноагентов не пополняется новыми фамилиями. Ситуация почти критическая. Без свежего притока врагов жизнь в телевизоре теряет жгучий смысл. Конечно, у страны столько внешних противников, что можно и на них топтаться сутками. Но для полноты картины необходим еще тепленький внутренний враг. При его упоминании даже у вялого Норкина загорается глаз. А так — не загорается. Теребит какие-то бумажки, растерянно повторяя заезженную максиму: «Уехал Максим, да и хрен с ним».

Действительно, проблема из проблем. Что же делать, когда кончаются враги? Тут и российский МИД, этот неиссякаемый источник мудрости, загрустит — нарушен привычный ход вещей. Обычно ведь как бывает: выступит источник с заявлением типа: вина за все ложится на США, Европу, коллективный Запад, дальше по списку — и на душе становится как-то спокойней. Механизм по распределению вины в нашем отечестве — один из самых надежных.


***

Конечно, без врагов мы не останемся. Не на тех напали. На худой конец имеется история, уже неотличимая от актуального собрания компроматов. На арене — магистр «Большой игры» Вячеслав Никонов, внезапная звезда Первого канала. Внимательно следим за рукой. Отмечая юбилей таблицы Менделеева в политической программе, звезда задается вопросам:

а почему Дмитрий Иванович не стал лауреатом Нобелевской премии? И сам на него отвечает: потому что Менделеев был настоящим патриотом России.

Никонов даже зарделся от глубины личного прозрения.



Пока его собеседники застыли в восхищении, стоит сообщить общеизвестное. Менделеев был патриотом, спору нет. Однако именно Нобелевский комитет очень хотел присудить выдающемуся ученому премию (его трижды выдвигали иностранные академики), но помешала родная Российская академия наук.

Она настолько не жаловала Менделеева, что даже не соизволила принять Дмитрия Ивановича в свои ряды. Впрочем, кого нынче, когда идет большая игра, интересует правда?

В начале марта никак не обойтись без вождя народов. День его смерти прошел под аккомпанемент коллективного плача на тему: «70 лет без Сталина». На горизонте забрезжила сенсация. Главный телеканал страны материализовал Бортко, который трагическим голосом сообщил: Сталина убили.

В организме господина режиссера удивительным образом сочетается любовь к Булгакову с любовью к Сталину. Но Булгаков нынче в тени, а Иосиф Виссарионович всегда живой.



Пропаганда в формате большой игры имеет одну цель — управление умами. Цель, как полагали еще иезуиты, оправдывает средство. Один эксперт рассказывает особо впечатлительным умам о том, что в Британии почти голод — в лондонских ресторанах едят белок. Другой со знанием дела примется рассуждать о президенте Молдавии, «бездарной лесбиянке Санду». Третий, точнее третья, Дана Борисова, расскажет, как лично видела на вечеринке Зеленского, сидящего перед целым ведром кокаина. Можно все, ничего не стыдно.



Всякий раз, когда пытаюсь анализировать телевизор и его окрестности, чувствую себя самозванкой. Сегодня этим должны заниматься не журналисты, а психиатры.

В начале прошлого века, после громадных социальных и политических потрясений, возник термин «психическая эпидемия». Именно в них, в потрясениях, российский психиатр Бехтерев искал истоки массовых патологий, чреватых перенаселенными лечебницами и рекордным количеством самоубийств. Не исключено, что еще лет через сто новый Бехтерев опишет наше время примерно в тех же терминах. Хочется верить, что хоть кто-нибудь когда-нибудь сможет объяснить необъяснимое:

как общество, в основной своей массе утверждающее, что давно не смотрит телевизор, управляется именно телевизором?


***

А пока можно лишь констатировать печальную данность. Попытка извлечь из медийного пространства хоть подобие правдивой информации приводит к нулевым результатам. Насаждаемый годами культ успеха и позор поражения превращает информацию в психологическое средство вроде сказкотерапии. Возможности использования сказкотерапии в пропагандистских целях, а сегодня других нет, безграничны. И все-таки, если долго разгребать горы словесной шелухи, можно наткнуться на исключение, причем в самых неожиданных местах, то есть на канале Соловьева.

Мысль Михаила Леонтьева, заслуженного ястреба державы, достойна того, чтобы привести ее целиком:

«Мы хотим превратить эту (…) в отечественную, а это — гражданская (…). Горе наше в том, что русские воюют с русскими».



Такой угол зрения резко меняет контекст. В гражданской войне другие правила и лексика другая. Первым на ум приходит термин, запущенный в оборот век назад Виктором Шкловским, — «комиссары собственной безопасности». Это, мне кажется, ключ к пониманию того остервенения, которое сегодня постигло первых лиц телевидения. Пастыри из числа профессиональных патриотов и прежде были склонны к мутированию со скоростью вируса ковида, а теперь — особенно.

Есть много свидетельств того, что заплечных дел мастера (так в старину называли палачей), уничтожая жертву, часто сами испытывали животный страх. Свирепость — единственный шаткий залог благополучия палача. Сообщество комиссаров собственной безопасности родилось в отечестве не вчера и не сегодня, но есть у них нечто общее.

Чем больше правильных слов (с точки зрения текущего момента) произносят комиссары, тем им страшней.

Приходится тоже спасаться свирепостью. Но и бег по замкнутому кругу не спасает. Если внимательно вглядываться в лица из телевизора, страх ощущается все отчетливей. Ведь невыносимая легкость репрессий у большинства россиян хранится в подкорке на уровне генетического кода.

Главное сегодняшнее лицо, Соловьев, настолько обожает власть, что даже Высоцкого называет Владимиром Владимировичем. Он уже давно перерос рамки телеведущего. Соловьев — персона государственного масштаба, со своим медийным ресурсом, армией соратников и последователей. Он не устает повторять, что главная его жизнь там, на фронте, где он бывает еженедельно. У Владимира Рудольфовича все хорошо. Его работоспособность по-прежнему не знает границ, как и его популярность. Но он весь как-то сдулся, сильно уменьшился в размерах, а в уголках глаз притаился страх.



Он окружает себя и свой эфир прославленными генералами. Он охотно позирует в обнимку с Евгением Пригожиным, который не устает повторять (пока только на соловьевском канале): парни, вступайте в ЧВК, и вы достойно встретите третью мировую войну. Он громит врагов народа, находя всякий раз свежие краски. Он любит порассуждать на тему будущих побед, когда, мол, будем брать Берлин или Лондон? А в глазах — страх. Умный Соловьев знает негласные правила большой игры.

Даже самые рьяные обожатели власти не гарантированы от того, что следующим в любом списке — от иноагента до предателя — окажешься именно ты, обожатель.


***

Вообще, в телевизоре что-то незримо, если не на уровне климата, то на уровне погоды, чуть меняется. Пресловутое выгорание? Да, конечно, но не только. Взять хотя бы ту же закаленную, как сталь, Скабееву. Прежде она валькирией металась по студии, а теперь как-то поостыла. Выводя на экран советника главы ДНР Яна Гагина, уже с трудом сдерживает эмоции: в который раз мы начинаем нашу беседу с того, что Бахмут почти взят, осталось чуть-чуть, вот уже… Что происходит сейчас? Стоит ли говорить, что советник так же не ответил на вопросы, как и все предыдущие ораторы в этой студии.


***

К счастью, существуют еще вечные ценности.



Пришел в гости к Борису Корчевникову Юрий Лоза, и начался сеанс изощренного телевизионного психоанализа. Корчевников со слезой в голосе (у него теперь всегда слеза в голосе) пообещал: все будет хорошо, когда на земле не станет Америки. Лоза царственным кивком головы поддержал коллегу. Ободренный Корчевников спросил гостя: вы по-прежнему считаете, что земля плоская? Лоза снизошел еще до одного царственного кивка. А вот Юрий Гагарин, осмелился возразить просвещенному собеседнику ведущий, увидел из космоса круглую землю. Лоза в ответ лишь снисходительно улыбнулся.