УЛИЦЫ РАЗБИТЫХ ОКОН

• 

Подробности

1720

15.01.2020

Артём КОСМАРСКИЙ, Fergana News

Полиция зачищает Алма-Ату по американскому стандарту. Который сами США уже отвергли

Среди полицейских США в 1990-е годы была очень популярна «теория разбитых окон», требующая жестко противодействовать даже самым незначительным правонарушениям (вроде курения в неположенном месте или выкидывания пластиковых стаканчиков на улице), чтобы из них не выросли более тяжелые преступления. Но скоро эта теория была подвергнута справедливой критике, и полиция Америки от нее отказалась – однако подобная практика получила неожиданную популярность в других странах, в том числе постсоветских. Эрика Марат (Erica Marat, Национальный университет обороны, Вашингтон, США) выяснила, почему в Украине и Казахстане в 2010-х «теория разбитых окон» пошла на ура – и как власти используют ее для собственного пиара, ужесточения контроля над населением и, главное, как фильтр для борьбы с «неправильным» поведением «неправильных» граждан в публичном пространстве столичных городов.

Модная полицейская теория

 

Свое название эта теория 1982 года американских социологов Келлинга и Уилсона получила от их излюбленного примера – если не заменить в заброшенном доме одно разбитое окно, то скоро там перебьют все стекла, а затем ухудшится криминогенная обстановка во всем квартале.

Однако восторги по поводу этой теории в США быстро поугасли. Критике подвергли саму научную основу теории – Келлинг и Уилсон не проводили систематических исследований, а писали со слов отдельных офицеров и горожан. Политика нулевой терпимости критиковалась за то, что натравливает полицию на экономически неблагополучные меньшинства, представителей которых всегда подозревают в плохом поведении, останавливают на улицах, допрашивают с применением насилия и так далее. Во многом именно из-за такой политики число сидящих в тюрьмах США взлетело с 0,5% населения (1980-е) до 2% (в 2015 году) – около семи миллионов человек. В итоге даже в самом Нью-Йорке работу по заветам «теории разбитых окон» сначала свернули, а потом и вовсе отменили (в 2016 году).

Вместе с тем, несмотря на достаточно серьезную критику, теория активно экспортируется в другие страны. Почему?

В постсоветских странах она упала на благодатную почву еще и по причинам демографического и экономического порядка. Большие города и особенно столицы богатели по сравнению с 1980-ми и 1990-ми, советская безопасность и уравниловка уходили в прошлое, новый средний класс и богатые люди обживали публичное пространство в городе как свое, и правонарушения со стороны «понаехавших» вызывали все большее возмущение. В Центральной Азии конфликты в столицах часто принимают форму «старожилы vs новые мигранты из села», которые якобы «портят» культурный образ города. В Казахстане и особенно в Алма-Ате линия разлома проходит между образованными русскоязычными старожилами и якобы «грязными», не говорящими по-русски и «некультурными» мамбетами (таков стереотип). В Киеве после 2014 года друг другу противостоят европеизированная интеллигенция и до сих пор живущие в центре города пенсионеры, бывшие силовики и в целом аполитичные люди, далекие от идеалов украинства (говорящие на русском языке). Общее в Украине и Казахстане то, что правящие элиты и городской средний класс действуют сообща, определяя нормы поведения в публичном пространстве столиц (площади, улицы, торговые центры) и оказывая давление на тех, кто им не соответствует.

Казахстан: в светлое полицейское будущее

 

О новых методах работы полиции в стране задумались после жанаозенских событий 2011 года, уверена Марат. И уже в важном документе о будущем страны («Стратегия – Казахстан 2050») опыт Нью-Йорка описывался в положительном ключе. «Теория разбитых окон» объясняла, почему надо жестко бороться с бросанием мусора, плевками, употреблением алкоголя на улице, громкими песнями и подобными нарушениями. В «Плане нации: 100 конкретных шагов», еще одном программном документе за авторством Нурсултана Назарбаева, шаг №30 требовал политики нулевой терпимости к мелким правонарушениям.

Конечно, при движении от общенациональной стратегии к повседневной полицейской работе не все идет гладко. На словах Министерство внутренних дел, конечно, поддерживает прогрессивные веяния, но на деле часто все ограничивается переупаковкой все тех же старых методов работы, пишет Марат. Полиция воспользовалась вниманием президентской администрации к мелким правонарушениям (вплоть до выкидывания пивных банок на улице) и резко подняла свою статистику раскрываемости. Новые штрафы также помогли полиции увеличить поступления в бюджет: в 2016 году алма-атинские стражи порядка могли похвастаться тем, что собрали 3,5 млрд тенге за 100 000 нарушений.

Если говорить о влиянии на общество, то формулировки МВД, особенно «нарушение тишины» и «нарушение правил благоустройства», допускают самое различное толкование – а на практике выступают как инструмент борьбы с «некультурным», с точки зрения горожан, поведением, которое обнаруживают именно у недавних мигрантов. Эти правонарушения фиксируются в основном в местах скопления последних – на вокзалах и парках рядом с ними. Кроме того, полиция быстро поняла, что зависит от информаторов среди городского населения, – а сообщать об «антиобщественном поведении» готовы прежде всего старожилы пенсионного возраста из центральных районов (и они же составляют большинство тех, кто приходит на регулярные собрания с участием участковых). Жители окраин, по мнению Марат, или не разделяют новых представлений об опасности антиобщественного поведения, либо предпочитают никак не связываться с полицией. Наконец, «теория разбитых окон» иногда просто используется для обогащения коррумпированных полицейских – на это, как пишет Марат, указывает высокое число штрафов за курение в неположенном месте, то есть за поведение, к которому алмаатинцы в целом относятся терпимо.

Не надо забывать, что началось это после Жанаозена. Хотя «теория разбитых окон», как и связанная с ней профилактика правонарушений, не нацелена явно на подавление оппозиционных выступлений (для этого разработали другие поправки в Уголовный и Гражданский кодексы), она установила новый уровень вторжения полиции в частную жизнь. А также дала жесткий свод правил поведения в общественных местах, призванный сделать их более «цивилизованными».

И в Казахстане, и в Украине власти в условиях политической неопределенности схватились за «теорию разбитых окон» (в ее нью-йоркской версии) как за отличный политический «спектакль», позволяющий получить мощный медийный эффект даже при слабых успехах в охране порядка. Фактически, констатирует исследовательница, «теория разбитых окон» и политика нулевой терпимости задали новый стандарт поведения в столицах, создали модель «правильного» поведения для «настоящих» граждан – и, следовательно, вызвали сложности для тех групп населения, которые в этот стандарт не вписываются. Достаточно авторитарные элиты Украины и Казахстана доказывают себе и Западу свое соответствие европейским и, шире, современным стандартам. Но платой за спектакль, резюмирует Марат, оказывается отчуждение широких групп населения, не вписывающихся в модель «правильных» ценностей, – будь то мигранты в городах Казахстана или «советские» киевляне.