Пороховая бочка мироздания

  • Печать

Таким взрывоопасным регионом на сегодняшний день, к сожалению, остается Центральная Азия

На прошлой неделе в поселке Шубарши Актюбинской области члены местной общины салафитов расстреляли троих полицейских. В этом году это уже не первое такое ЧП. До этого был самоподрыв смертника в актюбинском ДКНБ, взрыв начиненного взрывчаткой автомобиля возле следственного изолятора КНБ в Астане, кровавая бойня в одной из квартир Алма-Аты, где религиозные экстремисты положили чуть ли не половину городского спецназа. А на этой неделе — самоподрыв вооруженных заключенных, пытавшихся бежать  из колонии г. Балхаша (по крайней мере один из них — сторонник нетрадиционного религиозного течения). Говорит ли это о том, что в толерантном и спокойном Казахстане появилась реальная угроза религиозного экстремизма?  С этого вопроса в г. Кельне началась беседа Александра КРАСНЕРА («Новая» — Казахстан») и Сейтказы МАТАЕВА (КазТАГ) с известным немецким экспертом по Центральной Азии Виталием ВОЛКОВЫМ.

.

Виталий Волков: Я давно говорю о «дуге кризиса», у которой есть две ветки: одна идет из Афганистана и Пакистана в Индию, а другая  — через Центральную Азию в Россию и на Кавказ. Огонь по ней гуляет, воспламеняясь очагами то там, то здесь. В этом есть система. Исламские террористы стараются действовать широким фронтом и постоянно напоминают о себе, потому что любой резонансный теракт привлекает не только всеобщее внимание, но и сторонников. В Казахстане достаточно широкая вербовочная база. Это не только казахи, но и многие гастарбайтеры, которые здесь работают. Активно действуют на вашей территории и арабы, которые тесно связаны с Исламским Движением Узбекистана  (ИДУ).  Но их  цель не Казахстан, а в первую очередь Узбекистан и российский Кавказ. Если им в тактических целях потребуется дестабилизация ситуации в Казахстане, то это будет осуществлено, и такие возможности у них есть. Хотя ваши спецслужбы, как я это себе представляю, стараются эту ситуацию отслеживать.


Есть данные, что руководители вновь сформированного исламистского подполья, действующего на базе ИДУ в Киргизии, имеют сильные позиции и уже готовы к боевым действиям. В этом новом ИДУ, как сообщают источники, много боевиков с Кавказа и из других регионов России. Есть данные, что в последние месяцы идет активное пополнение из Казахстана.

Новое ИДУ в основном базируется в Пакистане при поддержке ISI — межведомственной разведки этой страны. Оно не зиждется на родственных связях, которые были у прежних идушников, бежавших в конце 90-х годов из Узбекистана, осевших в Пакистане и основавших там лагеря, где они жили семьями. Новое поколение даже на талибов в Афганистане наводит страх. Это чужаки, которые жестко устанавливают правила шариата, и готовы двинуться сначала в Афганистан, а оттуда — в Киргизию  и через Таджикистан — в Узбекистан. Таджикистан не рассматривается ими в качестве оперативного фронтового направления, потому что здесь в ряде районов им предоставлена полная свобода перемещения. Местные таджикские власти либо  проплачены идушниками, либо боятся их, либо преследуют те же цели, что и они. Поэтому они пропускают их через свою территорию, в основном в Киргизию.

Но, конечно, главная идеологическая цель нового ИДУ – Узбекистан. Каримов для них враг, а президентское кресло под ним, судя по различным признакам, качается. В стране ощущается недовольство правящим режимом, возросла пассионарность населения, пришедшего в себя после Андижана. Недавно заявила о себе некая политическая сила, которая готова к революции арабского типа. Вообще этот арабский пример для Центральной Азии эксперты недооценили, и я в том числе.

Казахстан же — очень удобная тыловая база отдыха для боевиков, и поэтому у него в этом отношении  более выгодное положение, чем у других центральноазиатских государств. То есть исламистам взрывать ситуацию в Казахстане пока нет смысла. Хотя  они могут это сделать уже сегодня.

Сейтказы Матаев: Одним словом, ты считаешь, что в Центральной Азии готовятся боевые операции по вторжению боевиков в те или иные государства региона?

В. В.: По моим данным, в ближайшее время планируются широкомасштабные операции ИДУ в Пакистане, Афганистане и некоторых центральноазиатских  странах.

С. М.: Кто в этом заинтересован и кто все это финансирует?

В.В.: Есть как минимум два крупных источника финансирования. Первый – это наркотрафик. Сами по себе наркобароны в дестабилизации не заинтересованы, потому что у них уже отлажены пути, по которым они гонят наркотики. Им большая война не нужна. Им нужны мелкие конфликты, потому что во время таких конфликтов можно свободно «ловить свою рыбку в мутной воде». Другое дело, когда наркобароны и полевые командиры – это одни и те же лица, они же — ближайшие родственники президента той или иной страны или же напрямую  связанные с самим президентом, правительством, или сами же сидящие в правительстве; тогда первичной для них становится политика, а доход от наркотрафика — средство достижения цели.

Второй источник финансирования более крупный — это спонсоры из арабских стран, которые, кстати, работают и в Казахстане. Они активно по своим каналам финансируют, в том числе и Исламское Движение Узбекистана. Их цель — построить халифат. Хотя имеются разные представления о халифате: у талибов одно, у ИДУ — другое, у ваххабитов — третье.

Странная война в Ливии на фоне неудачи войск натовской коалиции в Афганистане наводит на мысль, что в США, а может быть, и в Европе, в определенных политических кругах, спецслужбах и среди военных возникло мнение (которое уже когда-то существовало), что проще заключить мир с исламистами, чем с ними бороться. Заключить мир и поделить сферы влияния. А где же пройдет граница этого раздела? И вот высоколобые политики где-нибудь в кабинетах будут решать, что они  отдадут исламистам, а что оставят себе. Например, себе оставят север Афганистана, Казахстан, Узбекистан и Туркмению, потому что там нефть, газ и поли металлы, а от всего остального, например, от Киргизии и Таджикистана, могут отказаться в пользу исламистов,  мол, бог с ней с этой Центральной  Азией, нам важно, чтобы они нас не трогали в Европе.

До сих пор все центральноазиатские руководители исходили из того, что при любом геополитическом раскладе они получат поддержку и от Запада, и от России, потому что какими бы диктаторами они не были — они борцы с исламистами. Но если только западные политики начнут искать способы примирения с наследниками бен Ладена, то это сразу изменит положение центральноазиатских руководителей. Им могут сказать: ребята, нам проще договориться с исламистами, чем с вами; разбирайтесь теперь сами без нас.

С. М.: Адекватно ли руководители стран Центральной Азии реагируют на эту ситацию или анализируют ее?

В. В.: По-разному. Недавно появилось сообщение, что президент Туркмении велел организовать службу контроля за околоземной орбитой  и поручил это занятие главе местного министерства национальной безопасности (МНБ). Один мой коллега высказал предположение, что Бердымухамедову рассказали недавно, что существует Google. И что американцы из космоса смотрят на Ашхабад и все видят, что там происходит. И он велел этот Google контролировать. Шутка, конечно, но она адекватна уровню его мышления. Бердымухамедов зубной врач. Говорили, что он неплохо лечил зубы Ниязову. Но этот человек не имеет никакого представления о том, как функционирует и управляется государство. Вся его аналитика основана на страхе, что вот-вот где-то что-то произойдет. В Кыргызстане  ситуация другая — там  просто не до аналитики. У них задача – хоть как-то сохранить государство. В Узбекистане, насколько я знаю, сильная служба, занимающаяся аналитикой, — там все-таки остались еще советские специалисты. Они занимаются прогнозированием будущего. Другое дело, что это будущее в их прогнозах не выглядит розовым. Экономика в критическом состоянии. Даже Каримов не может, да и не хочет уже идти против кланов, против жуткой коррупции, которая эту страну разъедает. В области идеологии он не в состоянии вообще ничего сделать, поскольку этим он подпишет себе смертный приговор. Его просто свергнут.

Хотя он сильно озабочен ситуацией и в каких-то вопросах проявляет политическую мудрость и осторожность. Например, можно по-разному оценивать его действия во время прошлогодних событий в Кыргызстане, но он повел себя как политик и не стал применять силовой вариант. Хотя повод для этого был.

В Таджикистане тоже никакого анализа ситуации нет. Но поскольку там есть связь с афганскими полевыми командирами, то Рахмон получает информацию в виде баек о том, что там замышляется, с кем надо связаться. Всех своих бывших коллег он посадил. Они тоже не великие специалисты, но, по крайней мере, это были полевые командиры, прошедшие войну и имеющие связи с различными группировками. На сегодняшний день положение Рахмона очень сложное: им недоволен его собственный клан, насколько я знаю, они говорят, что он зарвался и не уважает старших. Рахмон был в гостях у Бердымухамедова, и ему очень понравилась туркменская модель. Он взял ее за основу построения государственной власти. Но результат может быть очень плачевным, учитывая географию и ландшафт страны (я имею в виду ее непосредственную близость  к Афганистану и невозможность из центра контролировать некоторые районы), гигантский наркотрафик в стране и наличие полевых командиров.

Что касается Казахстана, то мне кажется, что страна, которая была председателем ОБСЕ в прошлом году, должна была бы больше инвестировать в аналитику, которая связана с околоафганскими процессами, и предложить глубокую стратегическую концепцию.

Александр Краснер: По-моему, руководители центральноазиатских государств вообще не задумываются о таком геополитическом раскладе. Их в первую очередь заботит сохранение личной власти и внутриклановая борьба за эту самую власть.

В. В.: Возраст правителей Узбекистана и Казахстана (таджикского и туркменского я  пока исключаю) таков, что он стимулирует различные политические круги и элиты думать о своих претензиях на власть. В Узбекистане  это наиболее очевидно и может стать фактором дестабилизации. Там есть несколько заметных группировок, находящихся на сегодняшний день под контролем местного СНБ, который пока полностью на стороне Каримова. Но руководитель СНБ Иноятов имеет свою группу поддержки в определенном регионе республики. Есть крупные бизнесмены, вокруг которых всегда формируется какое-то политическое лобби, есть старшая президентская дочка. В Казахстане, насколько я понимаю, ситуация несколько иная, но я бы не недооценивал фактор того же Рахата Алиева – несмотря на  сильную переоценку им собственных возможностей, он все-таки достаточно серьезно продолжает дестабилизировать ситуацию, хотя уже во многом по инерции.

С. М.: Чего ты ожидаешь от грядущих президентских выборов в Кыргызстане? Будут ли решены там кардинальные проблемы или все сведется к банальному переделу собственности? Сейчас должность президента в Кыргызстане похожа на королевскую в Великобритании: царствует, но не правит. Считаешь ли ты, что президентская форма  правления должна вернуться в Кыргызстан? На мой взгляд, парламентская еще больше  разъединила страну.

В. В.: Это все равно, что рассуждать о том, может ли муха, сидящая на голове у бегемота, повлиять на его поведение. Я вообще не уверен, что эти выборы состоятся в той форме, о которой сейчас говорится или предполагается. Проведем аналогию с Афганистаном. Например, мы проведем там выборы. Но сам афганский народ не хочет жить в единой стране. В этой ситуации можно выбирать кого угодно, но не решается главный вопрос, как найти консенсус различным этническим группам. Я, честно говоря, не очень рассчитываю на то, что от президентских выборов в Киргизии что-то серьезно может зависеть. Скорее все может измениться, если по Центральной Азии пройдет волна процессов, о которых я уже говорил, появится достаточно сильная исламистская группировка, которая начнет претендовать на власть. Если качнется Узбекистан, то Россия постарается посадить в Ташкенте своего ставленника, который будет иметь там влияние. В Кремле наконец-то начали понимать — и это видно по его риторике, — что если из Афганистана начнет уходить натовская коалиция, а она оттуда скоро уйдет, то все  центральноазиатские проблемы достанутся России. А заодно, конечно, и Казахстану.

Что касается Киргизии, то там есть президент, который практически ничего не может, а возможно, уже ничего и не хочет. Совершенно очевидно, что силовые структуры этой страны действуют абсолютно автономно и только в своих интересах, нередко рука об руку с криминалом. Даже если оставить за скобками исламский фактор, то и без него там  на сегодняшний день паровой котел, у которого может сорвать крышку.

С. М.: Не думаешь ли ты, что в Киргизии, где смута наиболее ярко выражена, на осенних выборах к власти может прийти некая третья сила, не связанная ни с какими кланами и группировками, а представляющая народные массы?

В. В.: Я вообще с большим скепсисом отношусь к так называемым свободным выборам где бы то ни было, поскольку с появлением политического пиара в СМИ в первую очередь все определяется тем, кто и сколько средств потратит на этот пиар. Все еще зависит и от того, как обрабатываются избиратели, сколько им платят, чтобы они проголосовали за того или иного кандидата. Можно нанять спортивных молодых людей, которые будут запугивать электорат, можно отключить свет, газ и воду неугодным избирателям и так далее. Все это характерно не только для России, но и для любой страны в Центральной Азии.

На мой взгляд, чтобы что-то изменилось, должен появиться молодой лидер — своего рода  Шамиль, который поднимет население на борьбу. Но это кровь. В Узбекистане я вижу возможность появления такого Шамиля. Может быть, это будет кто-то из группы Мохаммада Салиха, потому что Салих все-таки человек харизматичный, известный поэт, оппозиционер, который живет за границей.

Он сейчас объявил о создании нового движения, и Каримов испугался и не без основания.  Судя по всему, в правительстве Узбекистана есть люди, которые готовы это движение поддержать. Это утверждает не только Салих, поступает информация из различных источников, подтверждающая, что это именно так. Он представитель интеллигенции, причем, с одной стороны, достаточно националистической, с другой – еще той, советской, диссидентской. При этом он не так связан с Западом, чтобы быть оторванным от узбекской реальности. Он человек, исповедующий ислам, но при этом не фанатик. Я не стремлюсь быть апологетом Салиха, он неоднозначный человек. Но кто-то из его окружения вполне может повести за собой массы. Есть еще «акрамисты» (главные участники ферганских событий 2005 года) и ряд других таких подводных течений в исламе, которые взращивают новых лидеров.

У Толстого в «Войне и мире» очень хорошо описано, как среди народа распространяются слухи, которые ни на чем не основаны, но начинают двигать массы  людей, заставляя их сняться с насиженных мест, резко поменять привычную обстановку, или же начать партизанскую войну. Вот такая народная среда в Узбекистане, я чувствую, есть.

А. К.: Самая закрытая и поэтому, наверное, самая тихая страна Центральной Азии — это Туркмения. Но, как говорится, в тихом омуте... Или я ошибаюсь?

В. В.: Туркмения — это не маленькая страна. И там, помимо туркмен, недовольных безработицей и которых государство постоянно кидает, не выплачивая им зарплату, есть значительное население узбеков, много казахов  — это все потенциальный протестный электорат, который  не дай бог будет востребован, с одной стороны, Узбекистаном, а с другой — Афганистаном.

Если  Узбекистан полыхнет, то я не исключаю, что следующей может быть Туркмения.

А. К.: Я знаю, что про специфическую жизнь Туркмении при Ниязове ты написал книгу, которая называется «Туркменка». Если не ошибаюсь, в ней ты первым среди русскоязычных литераторов в художественном произведении рассказал о жизни людей  при таком экзотическом режиме и о «заговоре» против Туркменбаши.

В. В.: Да, в этой книжке я описал так называемое «покушение» на Туркменбаши.  Отдаленный прототип одного из персонажей — Борис Шихмурадов, судьба которого трагична — он  вместе с  огромной группой людей был посажен Ниязовым, и все они сидят до сих пор, несмотря на постоянные требования международного сообщества допустить к ним хотя бы Красный Крест. Это главный показатель того, что Бердымухамедов никакого культа личности Ниязова не развенчал. В Туркмении действует абсолютно тот же режим. Это подтверждают источники, с которыми я постоянно нахожусь на связи. По некоторым признакам система там стала даже еще жестче, чем при Туркменбаши, несмотря на послабления, например, в системе образования и во внешней политике. Местный КГБ, который у них называется МНБ, действует на полную катушку, и жизнь каждого гражданина зависит там от воли диктатора.

Если прежний Туркменбаши мог любую девушку получить в свои покои, и для этого его приближенные рыскали по улицам в поисках красавиц для удовлетворения его прихоти, то у нынешнего президента свои непреодолимые желания, которые он так же может удовлетворить беспрекословно.

Главная героиня повести «Туркменка» — местная красивая журналистка, пишущая о том, о чем в этой стране категорически даже говорить нельзя.

Она попадает в зависимость от всех окружающих ее людей — от близких ей мужчин, от спецслужб, от диктатора Ниязова, повелевающего доставить ее к нему в качестве наложницы, чтобы таким образом наказать за нелояльность. И оппозиционеры, и правозащитники — все стараются использовать ее для достижения своих целей. Но в результате моя героиня оказывается более свободной, чем все те, кто в той или иной форме испытывали над ней свою власть. Кстати, не исключение составили и западные миссионеры, считающие, что они – носители свободы в последней инстанции.

А. К.: Ты говорил, что в России у тебя предвидятся проблемы с «Туркменкой»?

В. В.: Как я понимаю, книжка гарантированно не понравится не только нынешнему руководству Туркмении, но и нынешнему российскому руководству, которое очень осторожно и бережно обходится с Бердымухамедовым из-за поставок газа. Ради этих поставок  Путин в начале двухтысячных годов пожертвовал проживающими в Туркмении российскими гражданами, которых принудительно лишили родины (в книжке, кстати, это все есть). Их предали, бросили там на произвол судьбы, их права до сих пор никто не защищает. Насколько я понимаю, российским МИДовским сотрудникам в Туркмении жить удобно, чувствуют они себя отдельным от всего русскоязычного населения островом. Поэтому, я думаю, что в России этой книжке широкую дорогу никто давать не будет. Хотя в магазинах она появилась.

Вообще Бердымухамедов, а еще раньше Ниязов, переняли у Казахстана так называемую многовекторную политику. Но реализовали ее по-своему — в виде маятника, который раскачивается от Запада к России. То есть много обещают, но в результате ничего никому не дают в надежде получить дармовые кредиты. Такое абсолютное «динамо». Как в этом случае должна поступать Россия? На мой взгляд, этому маятнику надо поставить заслон, и такая возможность у Кремля была и есть. Но нет политической воли, потому что в Кремле, на мой взгляд, нынешние его обитатели преследуют лишь свои корыстные цели, даже на самом верху. Как  сказал один мой хорошо информированный российский знакомый, “их” теперь стало двое, “им” стало не хватать. И это полностью занимает “их” рабочий день.

Если бы Россия или Запад могли бы предложить центральноазиатским республикам, той же Туркмении, какую-нибудь модель, позволяющую им сохранить свою специфику, но при этом полноценно развиваться, сохраняя свою государственность, то думаю, что в этом направлении началось бы поступательное движение, то есть «центральноазиатский  шарик» закатился бы в нужную лунку. А так его все время толкают в горку, откуда он естественным образом катится вниз.

Это политическая сторона вопроса. Но есть и другая, ее раньше называли идеологической, но я бы назвал ее ментальной сферой. Нет идей, которые могли бы увлечь народы Центральной Азии. Глобальный мир, едва приоткрывшись, уже успел их разочаровать (трагическую роль в этом играет нынешняя война в Афганистане), идея создания собственной государственности по прошествии двух десятилетий утратила свежесть, а значит, не несла в себе глубокого содержания. Что остается? Ислам? Голый золотой телец? Демократия, которую устанавливают по соседству в Афганистане?

А. К.: Может быть, Китай способен предложить этому региону такую идею?

В. В.: Но в Центральной Азии такой страх перед Китаем! С одной стороны, оправданный,  а с другой — связанный с мифами о Поднебесной, которая тоже разная,  и динамично, но и осторожно развивает политическую и ментальную структуры. Там у них  на этот счет много новых идей, которые действительно реализуются, чего катастрофически не хватает Азии и России.

А. К.: Что ты можешь сказать о китайской политике в отношении Центральной Азии?

В. В.: Она весьма эффективна и избирательна. В Кыргызстане, наскольно я знаю, китайские позиции очень сильны в разных сферах, а в сфере образования они давно там потеснили россиян. В Таджикистане в ногу с Китаем старается шагать Иран, у которого есть одно большое преимущество — общий язык. Но есть и недостаток — Рахмон боится исламских тенденций, и поэтому с Ираном общается весьма аккуратно.

В Узбекистане позиции Китая тоже достаточно крепки, хотя Каримов с ним весьма осторожен, и в последнее время взял курс на тесное сотрудничество с США, особенно в военной сфере. Но тут у него намечаются большие проблемы с Россией. Недаром Медведев  ездил в Ташкент перед недавним саммитом  ШОС — видимо, обсуждать эту тему.

В то же время Китай в Афганистане и в Пакистане играет на сегодняшний день роль едва ли не большую, чем США. И очень тонко балансирует, не давая ни той ни другой стороне одержать верх, желая стать той самой обезьяной, которая наблюдает за битвой двух драконов с горы.

Больше того, Китай выбивает США из Пакистана, который считался американской вотчиной. Китай закидывает туда оружие потихонечку. И дает пакистанскому правительству больше денег, чем США. Поэтому американцы теперь и ищут северный маршрут для доставки грузов в Афганистан. А китайцы, в свою очередь, пока не препятствуют нахождению американской базы в Бишкеке, хотя могли бы перекупить ее  за пять минут.

Вот и на последнем заседании ШОС Россия с Китаем, видимо, решали, что делать с узбеками, которые американцам обещают территорию для размещения военной базы на  долгосрочной основе. Россия возбуждена по этому поводу, а вот что скажут китайцы, неизвестно. Они же умные и знают, что в любой момент могут повернуть ситуацию в свою пользу. Видимо, пока им это выгодно: пусть американцы там стоят, тратят свои деньги и держат ситуацию под контролем.

С. М.: Объясни, как Россия потеряла влияние на центральноазиатские страны, с которыми у нее общий язык, культура и менталитет?

В. В.: До самого последнего времени Центральной Азией в Кремле занимались люди, которые имели весьма ограниченное представление о регионе. А программы по поддержанию русского языка, программы по работе с диаспорой, через которые надо создавать и укреплять позиции для бизнеса, для культурных и ментальных связей, требуют постоянных усилий. А “распиливать” такие фонды не так уж удобно, потому что деньги будут уходить куда-то далеко в “Азию”. Кроме того, действовала инерция “большого брата”, который и так, безо всяких усилий, останется таковым. Вот, остался...

С. М.: Все равно не могу понять, как это получилось. Ведь когда разваливался Советский Союз, все решалось в Кремле. Англичане, когда уходили из Азии, из Африки,  из Индии, они везде сохранили свои позиции, даже в Пакистане.

В. В.: Ну, Россия тоже сохранила какие-то позиции в Центральной Азии. С другой стороны, Россия и Англия – это две большие разницы. Индусы могут ненавидеть Англию,  воевать против нее, но они ее уважают, и детей отправляют туда учиться. Когда несколько лет назад Англия разозлилась на Пакистан и приостановила его членство в Британском союзе, то для Пакистана это была трагедия. А быть членом СНГ абсолютно не престижно, а зачастую и бессмысленно. И взгляд на саму Россию людей в Азии не убеждает.

А. К: Что ждет Центральную Азию?

В. В.: На мой взгляд, Узбекистан вместе с Кыргызстаном — это следующие горячие точки, и события там могут развернуться достаточно скоро. В Киргизии нет ни одного фактора, говорящего в пользу того, что там не возникнет новая большая буча с непредсказуемыми последствиями.

Центральная Азия – это пороховая бочка мироздания. Пока человечество не найдет способ договариваться друг с другом, не применяя силу или деньги, до тех пор будет существовать некий мировоззренческий “Афганистан”, который будет противиться “цивилизации”, несмотря на все силовые решения и финансы, вливаемые туда. Вот не одолели Афганистан ни сила, ни деньги. И это возвращает нас к необходимости искать новые миротворческие идеи.

Об этом, кстати, я писал в своих книгах: и в «Туркменке», и в «Кабул-Кавказе», и в новом, еще не изданном романе «Век смертника».

Алма-Ата — Кельн — Алма-Ата