О чем говорить...

  • Печать

Лингвистическое посвящение выдающегося казахстанского поэта Олжаса Сулейменова погибшему внуку Искандеру


Олжас Сулейменов едва ли не единственный из ныне живущих легендарный поэт блестящей плеяды «шестидесятников» (или, по выражению Евгения Евтушенко, – «шестидесантников»). Он – в одном ряду с тем же Евгением Александровичем, Андреем Вознесенским, Робертом Рождественским, Расулом Гамзатовым. Они были не только друзьями и единомышленниками. Они были духовными братьями и властителями дум. Не менее знаменит Олжас Омарович как автор глубоких лингвистическо-этимологических исследований. Когда-то много шума наделала его книга «АЗ и Я», посвященная тюркским элементам «Слова о полку Игореве».

Публикуемый сегодня материал – это своеобразный философско- лингвистический диалог Олжаса Сулейменова с внуком Искандером, который собирался пойти по стопам деда. Диалог, увы, заочный:
22 июня Искандер трагически погиб в страшной автокатастрофе.
А дед так и не успел ответить внуку на многие его вопросы. Отвечает теперь. Не только ему, но и себе и нам всем…



Внуки зовут меня – атáша. Искандер начинал школу в Риме. Он уже разбирался в дипломатических рангах: часто слышал в Посольстве их названия. Однажды спросил: «Ты ведь посол, а почему тебя зовут "аташа"? Это же дядя Булат – аташа».

«Дядя Булат пока не аташа. Он – атташé!» Объяснил: «Ата – это «дед»,

аташа – «дедушка». Как в русском. Твоя мама Лейла – мамаша. Твой папа Сергей – папаша. Ша – это суффикс, прибавляет вежливости».

Он немного подумал. «А крыша тоже как аташа?» «Пока вы все – малыши, я буду вам и аташа, и крыша.»

В нем рано пробуждалось чувство слова. Когда он ушел в двадцать шесть, я узнал, что и стихи писал. Не показывал: не был уверен, что стихи.

В итальянской школе проучился класса до шестого. Аттестат зрелости получил в Париже. Там же закончил он франко-ирландский университет. В дипломе – непонятная специальность «высший менеджер». Когда вернулись в Алма-Ату, предложил ему подумать, чем заняться:

- Менеджер, тем более "высший" – здесь не профессия, а скорее удача, если повезло иметь аташу во власти. А твой – только писатель.

- Мне нравится лингвистика. Ты же говорил, что этимологов нет, а «1001 слово» надо заполнять[1].

- Не прокормит. В СССР за филологию и литературу еще платили, в СНГ – нет. Может – в дипломаты? Открылась дип. академия, подучишься и поедешь куда-нибудь. У тебя – четыре языка, как родные.

- Здесь нужнее пятый. Казахский, а я его совсем не знаю. Останавливают на улице, обращаются, что-то спрашивают. Им на итальянском или французском отвечать? Устроюсь на какой-нибудь завод, выучу казахский.

- На заводах не выучишь, для этого надо в аул.

Жалею, что не настоял на МИДе. Сейчас ездил бы он в ранге атташе по какой-нибудь спокойной столице, где не раздают права на вождение, не убивают мотоциклистов.

Ему не давался казахский, и острой потребности в остальных своих языках он здесь не почувствовал. Это его мучило, что и записал в дневнике. Его поколению, рожденному и выросшему в городах, приходится спешно осваивать аульный, по сути, язык, получивший статус государственного внезапно, поэтому наспех и неумело превращаемого в язык передового индустриального общества. Термины, давно ставшие международными, срочно переводятся на казахский. Фортепьяно – «кюй сандыгы» – «сундук мелодий»; волейбол – «кол доб» – «ручной мяч». А как тогда переведут «гандбол»?

Другим народам на перестройку (или достройку) языка, культуры, менталитета потребовались века, а мы пытаемся это сделать за несколько лет.


Я показал Искандеру как-то изображение юрты, написанное шесть тысяч лет назад на глиняной таблице, найденной на раскопках Вавилона. Можно рядом поставить портрет юрты из сегодняшнего аула – никаких отличий. То же окно в куполе, через которое проникает свет, и из него же выходит дым. Тот же остов-кереге, представленный косыми крестами¸ такая же двустворчатая дверь.

Уверен, и в той юрте звучала домбра, которую Жириновский недавно назвал «палка и две струны». Конечно, я бы гордился такой древностью юрты, но только если бы она осталась в той старине, как неожиданное воспоминание. А в ней, увы, и сегодня продолжают жить многие казахстанцы. Без водопровода и канализации. И домбре ни одной струны с тех пор не добавилось. Кочевничество законсервировало материальную культуру и язык на очень раннем уровне.

Шумеры называли это свое жилище es – «дом», а большую юрту, где собирался совет племени – ken es – «широкий дом». Переносное значение сложного слова сохранилось в казахском kenes – «совет» (кирг. keneš). После отмены советской власти слово кенес выбросили из названий всех общественных органов – аулсоветов, райсоветов, горсоветов. «Верховный совет» заменили, найдя в соседнем словаре (персидском, арабском) мажлис – «собрание». Но прилагательное «Верховный» в том словаре, видать, не отыскали. Хотя в Передней Азии можно и без эпитета: еврейский кнесет – «парламент», происходящий от шумерского kenes – «широкий дом» > «совет» (древнесемит. -at – окончание ж.р.) вполне обходится без добавочного определения.


II

Запомнились некоторые вопросы, которые Искандер задавал мне в свои ранние годы, а я, понятно, не мог ему полно ответить. И потому, что он не понял бы по возрасту, и потому, что я сам еще не всегда готов был к ответам.

В начальной итальянской школе преподавали язык и арифметику монашки (сореллы – «сёстры»). Уроки начинались с короткой молитвы хором и по завершении все дружно крестились. Дома он, как мне сообщила супруга, все это повторял для закрепления. В двенадцать лет продолжил учебу уже в Париже, куда меня перевели Постоянным представителем Казахстана при ЮНЕСКО. Искандер быстро освоил французский. Играл в школьном театре. Ему доверили главную роль в «Маленьком принце» Экзюпери. Бабушка – Маргарита Владимировна была на премьере. «Он – в белом парике, хорошенький такой!» После спектакля внук заглянул в кабинет, спросил: «Аташа, а что такое «принц»?». Я отвлекся от работы, ответил кратко – «сынок короля французского». И все. По его реакции понял, он это знал: наверное, объяснял режиссер. После его ухода пошел к книжной полке, заглянул в словарь латинский – principus – «князь». Ну, а наследник (уже во французском) будет, естественно, покороче – «принц». И успокоился.

Потом, через годы, когда, читая и размышляя, воссоздавал картину завоеваний и освоения Апеннинского полуострова в начале Первого тысячелетия до н.э. переселенцами из Малой Азии, бежавшими от многолетней засухи и создавшими на полуострове систему городов-государств (Этрусскую федерацию), я убеждался, что в составе «Двенадцати племен Этрурии» (лат.), судя по следам, оставленным в латинском словаре, были и тюрки – булгарской и кипчакской ветвей.

Латины сначала жили в союзе с булгарами в государстве Lati (ныне регион Лаци в Италии) и от них усвоили порядковое числительное primus – «первый»[2], которое вошло как корень в высший государственный титул в регионе Lati: premierus – «первый господин» (лат.). Избранному на этот пост надевали на голову венец. Этот заслуженный символ Первого назвался – premia.

Когда латины захватили регион Roma, занимаемый другими тюрками, то освоили и их первое порядковое, однако употребляли его только в составе титула, обозначавшего ранг пониже премьерского – principus – «князь», хотя прежде он, видимо, был наивысшим, если его изначальный тюркский смысл – pirinči – «первый», pi – «властитель». (Сравните, каз. birinši – «первый», от bir – «один» и bij – 1) *«властитель»; 2) «судья»; bijlik – «власть».)

И в Roma (Ůrma, Ůrba) украшали голову победившего на выборах венцом - *princi > prici – «приз». (Характерная утрата носового согласного, как в славянском перший – 1-й (укр.) от тюр. реrinši -1-й.)

Латинский, ставший языком Римской империи, щедро включал в свой словарь лексику всех завоеванных народов.

[Из булгарского и кипчакского языков в латинский поступали не только державные слова, но и воинские термины. Например, «портупея» – «перевязь для ношения оружия», распространилось из латинского по всей Европе. Но, как оно возникло, не узнать без сравнения корня *portu- с porto – «топор» (чув.).

Синоним balteus – «перевязь для оружия» (лат.) тоже имеет четко выделяемый корень *balte-, сопоставимый с balta – «топор» (каз. и другие кипчак.). Вот каким было оружие рукопашного боя в то время, когда латины налаживали боевое сотрудничество с тюрками на Апеннинах.

Казахи в древности, наверняка, имели термин вроде balta-bau или balta-baj – «перевязь, пояс для топора». (От слова baj создается глагол bajla – «завяжи». А от bau – «веревка, перевязь» – не создается глагол. Значит, некогда *baj – было «перевязь, пояс»).

Когда-то возможный казахский термин восстанавливается, благодаря латино-булгарскому *porto-paj – «портупея», а в синониме balteus осталось только кипчакское название оружия.]

История содержится не в томах, сочиненных академиками, а в словарях. Надо вчитаться. (Это из моих назиданий уже взрослому Искандеру.) График биографий этносов похож на кардиограмму. Взлет-падение-взлет… Небольшие, малоизвестные миру народности (чуваши или алтайские хакасы) когда-то могли быть великими народами, у которых начинающие латины учились азам государственности и рукопашному бою с топорами. Вот такой подход к истории предлагают словари. Но наблюдается и отличие от кардиограммы. Взлет-падение-взлет-понижение-длительная пологость… Как случилось у кочевых тюрков. Они приручили лошадь, обрели первую скорость, завоевали полмира и на лошади въехали в новые времена, когда лошадиные силы, заключенные в металл, уже топтали мир и летали над ним. Читаю в газете про ракетный комплекс «Сармат». 200-тонная ракета поднимается на высоту несколько десятков километров и со скоростью, превышающей в 20 раз скорость звука, доставляет ядерный заряд в любую точку земного шара. А на алматинском TV – реклама юрты, скачки и домбра. Впрочем, и в этом предельном разнообразии, возможно, выражается проект божий. «Может, после атомного ада именно юрты спасут остатки человечества.» И все же, чтобы пологость активней превращалась в линию подъема, надо вспоминать давно забытые пики этно-взлетов. Такой складывалась моя задача в начале 60-х – вспомнить забытое для поколения Искандера, для его внуков и правнуков…


III

Из Рима полетели всей семьей на неделю отдыха и экскурсий в Иерусалим. Алекс Секлер пригласил. Побывали у Стены Плача, в музее Холокоста, там, где была Голгофа. Стандартный маршрут. Съездили на Мертвое море. И на Красное. Постояли на макушке холма, с которого Моисей увидел Иерусалим.


Экскурсовод сообщил название возвышенности – Nebо. Мы стояли на утоптанной туристами щебеночной земле, слушая рассказ о пути Моисея. Искандик спросил у меня шепотом: «Почему – Небо? Оно же вверху». Я также шепотом: «Потом объясню». Что-то помешало тогда расспросить экскурсовода. Думаю, он бы сказал, что все на Святой земле связано с небом. Но знаковая тема «холм = небо» показалась очень знакомой: занимался подобным несколько лет.

За обедом (столики под большими цветными зонтами) я нарисовал на странице из туристического блокнота схему своей этимологии «подозрительного» имени священного холма:  – nebo. Наверное, сначала было *ne boh. Вполне восстанавливаются предшествующий знак и его название:  – boh. Архиславяне побывали-таки на священной земле в добиблейские еще времена?  neboh > nebo. Типично славянское открытие конечного слога в двусложном слове – потерей финального согласного. Как в «Спаси бог!» > «Спасибо!».

 Через несколько лет мы с Искандером – в Сеуле, где проводилась очередная конференция ЮНЕСКО по моему проекту «Великие переселения в доистории и в ранней истории»[3]. Проходила она на базе самого крупного университета, где собрались ученые из многих стран. Искандер надевал наушники, только когда выступающие говорили на корейском. Остальных слушал без перевода, что-то записывал в блокнот. И когда я «толкнул речь», он что-то черкал. В своем выступлении я продолжил обосновывать версию заселения Южной Америки напрямую через Тихий океан, с островов Юго-Восточной Азии, вызвавшую единогласный протест специалистов в Нью-Йорке. По устоявшейся в науке теории, заселение Америки шло через Берингов пролив, где, по мнению геологов, не так давно мог быть и перешеек, соединяющий Азию с Америкой. «Сначала палеоазийские племена освоили Северную Америку, потом распространились по Южной.» Я согласен, что в Северную палеоазийцы пришли через Берингов пролив или перешеек, но Южную, уверен, заселяли другие племена, по другому маршруту и в другие времена – во II-I тысячелетиях до н.э. через Тихий океан. Предложил не ограничиваться трибунным отрицанием, а поискать аргументы, могущие поддержать эту версию. Указываю на первый аргумент – резкое отличие культуры Южной от Северной. На Севере – культура охотников и рыболовов. Архитектура – вигвамы. Ни одного письменного памятника. На Юге – земледелие, города с многотысячным населением, храмовая архитектура, сопоставимая только с шумерской – ступенчатые пирамиды. Иероглифическое письмо майя. Все это не могло развиться из культуры Севера.

Против выступил только один профессор: «На чем могли перебраться через океан в Южную Америку майя, инки, ацтеки? На каяках? Пирóгах? Океанских судов тогда еще не было». После этого моя версия не обсуждалась.

Но за два последующих года я, благодаря удивительному «Словарю майя», созданному Кнорозовым, нашел и другие аргументы, доказывающие, что предложенным маршрутом стоит всерьез заниматься. На островах Тихого океана, отстоящих и от Юго-Восточной Азии, и от берегов Южной Америки на тысячи миль, нашел, добыл термины языка майя. Об этом сообщил в своем выступлении на Сеульской конференции. Конечно, не ожидая немедленного приятия. Все проходившие конференции задумывались как «пристрелочные» – там заранее ожидалось оглашение устоявшихся представлений о заявленных темах, но должны были хотя бы обозначаться новые подходы, некоторые из которых могли стать началом многолетних исследований. У меня как автора проекта, организатора и постоянного участника этих собраний постепенно вырабатывалась не только конкретная детализация прорабатываемой темы, но и понимание общего механизма интеллектуального, духовного развития Гомо Сапиенса, его борьбы, скрещивания, сотрудничества с другими видами Гомо, возникшими на миллионы или на сотни тысяч лет раньше Человека Мыслящего. А без этой картины невозможно воссоздать историю ни одного этноса, ни одного слова из их языков, что и доказывают все изданные за двести лет этимологические словари.

После шумного обеда с коллегами удалось уединиться с родными, попили чай в уютном кафе.

- Ну, как мое выступление?

Маргарита Владимировна (бабушка Искандера) одобрила. Она обратила внимание на логичность доводов и на то, что новый галстук очень неплохо смотрелся с этим пиджаком. Оценка внука была более неожиданна.

- Ты знаешь, аташа, я почему-то вспомнил тот холм на Мертвом море и твое объяснение его имени.

Раскрыл блокнот, пододвинул ко мне. Оказывается, не речь мою стенографировал, а начертил знаки   и какие-то иностранные слова набросал:

- Почему там так непонятно просто изобразили бога?

Судьба маршрута майя его не заинтересовала. Прошло почти десять лет, и он все эти годы помнил вопрос и почему-то в Корее сформулировал и сообщил мне его. А я уже был вполне подготовлен к ответу.

- Этот знак бога возник не там, а, видимо, в Африке на Экваторе, где появилась первая религия. Только в тех местах рождающаяся луна выглядит так. Почему именно этот знак стал символом первого бога? Не только славянского – всего тогдашнего человечества. Не семимиллиардного, как сейчас, а, может, в пару сот особей. Они уже сформировались в несколько родов, которые потом разрастутся в тысячи этносов. Самые мыслящие особи выделялись, стали жрецами. Они признали луну божественным светилом.

- А почему не солнце?

- Солнце на экваторе не могло стать богом. Светит и греет, да так, что ему там больше подошло бы имя дьявола. А луна светит, но зато не греет! Поэтому – бог! Полную луну, наверное, пытались изобразить и придать круглому знаку божественный смысл. Но слишком похожа на знак солнца! И жрецы нашли выход. Божественной луной признали юный месяц, нарождающуюся луну. Так начиналась традиция культа Юных. Потом уже на севере признают новым богом юное, восходящее солнце.

- И первым названием юной луны было – boh?

- Скоро начнется вечернее заседание, поэтому я еще короче изложу суть ответа. Буду чертить и комментировать, а ты все обдумаешь. Возникнут вопросы, дополню потом. Очень важный момент – жрецы увидели похожий знак на голове буйвола, рога. А он имел имя: сам себя назвал, как и остальные говорящие животные. Это была первая глава истории человеческого языка – эпоха звукоподражания. Для жрецов черный буйвол с золотыми рогами проходил по небу. И месяцу в одном племени присвоили имя *mů-ů-ŋ. Так жрец услышал самоназвание быка, а жрец другого племени услышал *bů-ů-ŋ. Так месяц-бык получил названия из первых диалектов, может быть, сто тысячелетий назад. Потом имена эти распространились и на знак полной луны. Так, думаю, появились первые названия немых предметов. Началась эпоха знакоподражания, когда графическим изображениям названных животных уподоблялись рисунки неговорящих явлений. Вещей, похожих на рога или месяц, было много, особенно, когда Человек достиг более северных широт, где месяц уже изменил положение на небе, и потому старый знак бога не ассоциировался с луной, и его название свободно переносили на все, внешне похожее.

(Примерно так, «кратким курсом», объяснял Искандеру доисторию языка и письма. Их взаимозависимость, без чего нельзя понять генезис и славянского boh – «бог».)

Необходимо было объяснить кучу других моментов языкового становления – возникновение грамматики отрицания, разность развития первых слов в М-диалекте и в Б-диалекте, фонетический закон NLR – переход носового согласного в плавные. Но вечернее заседание начиналось вовремя, опаздывать нельзя. Я так и не успел продемонстрировать, как в Б-диалекте стремительно изменялась форма названия Юного бога:

bůŋ – půŋ – fůŋ – wůŋ – ůŋ – ůn – ůl – ůr - ů

К языкам, где начальный губной сохранялся, изменениям подвергался конечный сложный бычий согласный – ŋ. Носо-небно-гортанный. В каких-то наречиях он сокращался до носо-гортанного – ng (nk), в других предельно упростился до носового – n.

В славянских и некоторых других произошло падение носового перед другим согласным – *ng > g (nk > k)[4]. Знак расходился по Древнему Миру с такими названиями:  bůŋ > … > bůg (bůk) > bůz (bůs)

Нигде уже не сохранилось значение «месяц», «луна», но только – «бык». Это и buk – «бык» (монг.), byk (слав.), bous (лат.) и т.д. Закон NLR образовал bul – «бык» (англ.). Десятки производных от этих корней – названия теленка, коровы и других рогатых. Все эти имена возникли в северных широтах, где знак уже не уподоблялся месяцу.

Самые древние значения возникли еще в экваториальной зоне, к ним и относится славянское:  boh (bog) – 1) *«Юная луна»; 2) «бог».

Не вспомню, удалось ли мне дообъяснить все это Искандеру в Сеуле. Слишком суматошно пролетел последний день конференции. Но он умел по полученным важным деталям додумать целое.


IV

Тюрки-огузы также как славяне, видели луну на экваторе. Жрец-огуз из племени Б-диалекта заключил весь процесс рождения ночного светила, округления его и постепенного угасания в комбинацию двух знаков, символизирующую век луны и человеческий век.

– 1) «юная нарождающаяся луна – символ радости, молодости, долгой жизни»; 2) «бог».

– 1) «угасающая луна – символ старости, умирания, смерти».

Эта пара знаков переживет Время. Отметится во всех орнаментах и философиях.

Мы с Искандером видели их на афишах парижского театра Комедии и Драмы (радостную, веселую Улыбку и горькую Скорбь).

 Я нашел в турецком и азербайджанском словарях их первые тюркские названия. И впервые соединяю со знаковым подтверждением их первых переносных смыслов.

ol – «будь, живи» (тур., азерб.).

öl – «умри» (там же).

Очень информативный ряд. Лингвист увидит, что антонимы тюрки создавали внутренней флексией отрицания, смягчением звуков – еще в Африке! Уже тогда возникла грамматика отрицания. Другие (не тюрки) образовывали антонимы внешней флексией отрицания – 1) *ha > a – “копье»; 2) *di – «стрела».

 Знак угасающей луны ol в архигерманском, благодаря тюркскому перевернутому знаку, назвался *ol-di > old – «старое», «старость» (англ.). Другие не увидели опрокинутого месяца и нарекли его именем похожее природное явление: ola – «гора» (монг.). По образу знака смерти создали курганные погребенья, холмы-могилы.

 Еще о чем информирует эта графическо-лексическая формула? О том, что и тюрки-кипчаки создали тогда свое графическое представление о рождении-смерти луны и человека.

bol – «будь, живи» (каз., кирг., карачаев. и десяток др.).

böl – 1) *«умри»; 2) «раздели» (там же).

Рождение луны выражалось изображением юного месяца.

Копье его пронзает – это внезапное, неожиданное угасание.

 Влияние огузов на ранних кипчаков. Доказательства этого – кипчаки заимствуют слово öl «умри», а böl остается в словаре со вторым, уже предметным значением. В более поздние времена перенимают и всю графическую формулу огузов вместе с названиями, но уже фонетически развитыми по закону NLR.

or – «яма» (каз. и др. кипч.).

ör – «возвышенность» (там же).

Дальше начинаются чудеса в языках славянских, германских, египетском, греческом, о которых надо говорить подробно. Чудеса, о которых Искандер, Искандик не узнает никогда.

Огузские и кипчакские знаки, встретившись, выразили два сценария человеческого века. Огузские – рождение, старение до естественного ухода, кипчакские – рождение и неестественная трагическая смерть, гибель. Какой из них победит в мире, станет единственным? Время Эволюции завершится или еще продолжится?

22 июня этого года для нашей семьи случился знак  böl. По-русски это слово можно прочесть – боль. С протяжным долгим гласным. Лейле, маме Искандера, этот долгий слышнее всех.


V


Сейчас, перебирая свои бумаги, нахожу страницы, где – следы наших бесед на предложенные им когда-то темы. «Что внесли тюрки в мировую культуру?». И наброски моих ответов, сопровождаемые знаками.

 Olim-pi – «смерть властителя». Знак погасшей луны стал в эпоху солнцепоклонничества основой знака заката солнца-бога.

Мы с Искандером были в Каирском музее. Видели несколько статуэток – маленький фараон в полном обличии сидит под крыльями коршуна. Спросили у служителя – что это означало? «Просто игрушка». А эта «игрушка» – скульптурная метафора «смерть фараона». По образу графического знака египтяне создали пирамидальную гробницу властителя. Назвали по-своему.

– косой крестик обозначал солнце, а опрокинутый угол над ним – символ заката, то есть смерти солнца-бога, понимай, – властителя. Читался этот сложный иероглиф по частям: per-o – «фараон» (косой крестик), mut – «коршун» (опущенные крылья. Древ.-егип.), а вместе – per-o-mut. В греческом прочтении – *piromyt – «пирамида».

Так этот сложный иероглиф был воспринят египтянами и греками в Третьем тысячелетии до Христианства.

 «А сами тюрки как его использовали?»

Смерть вождя вызывала немедленные выборы нового. А в том каменном или медном веке предводителем должен был стать самый сильный муж, самый меткий и самый быстрый. Выборы проходили в форме спортивных состязаний. Победитель и становился Первым в обществе (pérmеš или pirinči) – premierus или *pirinči-pi (принципус). Ему – венец на голову (премия, приз).

Так рождались древние Олимпийские игры.

…В степи до недавнего времени тризна сопровождалась скачками, борьбой, стрельбой из лука в цель. Я не понимал, почему, пока не увидел в музее юного фараона под крыльями коршуна…

 Знак юной луны ( ) – or (еще до того, как стать «ямой») в северном Средиземноморье, где возникло поклонение солнцу, будет деталью знака  восходящего, юного солнца ( ). Красная точка («солнышко») обретет лучистость ( ) и впоследствии превратится в крест[5]. Жрецы (славян или германцев) дали лучистой точке имя – «Сын Ор (Луны)», Признав Луну матерью Солнышка. И этот фразеологизм станет названием всего сложного знака:  Sun Hor (Son Hor, Syn Hor).

Тюрки (и славяне), совмещая семантику деталей («крылья благородной птицы, помогающей восходу солнышка»), создадут имя такой птицы – sunkar – «сокол» (каз.); *sonkor > *sokor > sokol. Опрокинув знак восхода (сокола), образуют и антоним (слоговой палиндром) –  Hor Sun (Hor Son, Hor Syn) – «коршун». Темная птица, птица Смерти.

Искандер так и не увидел свое имя на обложке книги, но все эти и многие другие будущие этимологии я посвящу его памяти.

Знаки эти долго будут бродить в культурах Древнего Средиземноморья, путая порядок слогов, составляющих названия.

 И в таком положении  иероглиф назывался Hor-Syn. По этому проекту славяне создали плетеную емкость – корзин(а), а тюрки увидели в крестике – знак удвоения, и возникает удвоенный мешок на спине верблюда или лошади  – коржин (каз.).



[1] Универсальный Этимологический Словарь «1001 слово», над которым работаю более полувека.

[2] С латинским числительным primus в Европе согласуются только pirmas – 1-й (лит.), pirms (латв.). Судя по этому признаку, и прибалты могли некогда обитать в городе-государстве Lati, отзвуки имени коего слышны и в их этнонимах, начиная с «латины». Порядковое числительное в этих языках происходят не от количественного, что прямо говорит о заимствовании. [Сравните, unus – «1», primus – «1-й» (лат.).] Но у кого переняли? Предложил сравнить: per – «1»,  permeš – «1-й» (чувашский - потомок древнебулгарского).

[3] Это была уже третья конференция на эту тему. Первая состоялась в зале Штаб-квартиры ЮЕСКО в 2008 г. – «Выход человека из Африки». Вторая – в Нью-Йорке в зале Колумбийского университета (2011 г.) – «Заселение Америки», третья – в Сеуле (2013 г.) – «Заселение Юго-Восточной Азии», четвертая – в Испании (Гранада, 2014 г.) – «Заселение Европы», пятая – в Иерусалиме (2015 г.) – «Заселение Передней Азии», шестая – снова в Париже (2016 г.) – «Заселение Малой Азии»: проведению в Стамбуле помешали политические события. Фонд «Культура» готовит седьмую – «Заселение Евразии». Проведем, надеюсь, в России.

[4] Сравните *penti – «пять», в греч. penta – «пять», но в большинстве славянских носовой перед другим согласным редуцировался: peti, pet, pets, piati и т.д. Только в польском сохранился – pench – «пять».

[5] Именно так нарождался будущий Святой крест.


Фото из архива семьи Сулейменовых

Алматы, 5 августа 2018 г.


под текст

Ночи августа

«Ночи августа, уходите, но помните – нет чернее ночей. Ветка яблони надо мною приподнята... Ночь пахуча, как чай. Рот открой, и невидимо в горло Проберется ручей. И течет по зеленому городу Этот час».

Август всегда тревожен и всегда полон катаклизм – по миру и судьбе. Однако Тенгри вносит свои небесные коррективы. С этого года «22 июня» не только День памяти Великой Отечественной войны, этот день – день скорби и светлой памяти сына-внука большой семьи Поэта – Искандера Сулейменова, трагически погибшего в Астане. День памяти для близких и друзей Поэта, его многотысячной читательской аудитории. Прошли сороковины. И в эти дни и ночи июля и августа, строка к строке, страница к странице Поэтом и ученым создан и сотворен материал, написан специально для «Новой» – Казахстан» и посвящен памяти сына и внука.

А 4 июля с.г. в «Литературной газете» (г. Москва) было опубликовано интервью с Поэтом «Поговорим о делах чудаков» («Литературная газета», №27 (6650), 4-10 июля 2018 г. www.lgz.ru). Эти две публикации (в «ЛГ» и в «Новой» – Казахстан») тождественны. На молекулярном уровне. Но я не только об этом.

Когда готовилось интервью, мной совместно с сотрудниками «Литературки» было обнаружено высказывание Евгения Евтушенко, которое он незадолго до своего ухода из земной жизни, обозначая роль поэта и ученого Олжаса для окружающего мира человечества, буквально выдохнул на страницы периодики:

«Он не только стал духовным аристократом степи, показав, какой она была в лучших ее людях, даже не знающих иностранных языков, зато умевших разговаривать с ковылем или перекати-полем, со своими лошадьми, понимавшими их с полуслова. Он показал собой, какими могут быть казахи всемирного полета, каким стал он сам, обладая мышлением не только узкопланетарным, а земшарным».

Замечу, Евгений Александрович и в то далекое время середины семидесятых прошлого столетия, защищая книгу Олжаса «Аз и Я», здесь, в Алма-Ате, произнес веско и весомо: «Я одного «неправильного» казахского поэта Олжаса Сулейменова не променяю на сто правильных, гладко зализанных русских поэтов!». Цитирую, что слышал сам, в конференц-зале Союза писателей Казахстана.

И эти проникновенные слова первого и одного из последних поэтов – «детей двадцатого съезда» – сквозь «белые снеги» скорби и памяти выплескиваются на страницы газет и экраны мониторов.

Вспоминаю строки Поэта... Эти строки актуальны и ныне по интонационному ключу звучания (цитирую по памяти):

И потому, когда кочевье выманит

Все мое племя – я один пашу.

Когда никто не смеет слово вымолвить,

Мне рот завяжут – я стихи пишу.

Эх, если бы сказали мне: «Великий,

Прости людей, уже пора – простить;

Мир будет счастлив от твоей улыбки!».

Тогда бы я старался не грустить.

Сказали бы смущенные мужчины:

«Моря полны водой, пока Урал не высохнет,

Пока ты жив, мы – живы...».

Олжас Сулейменов – достояние Республики Казахстан. По полному шву на стыке веков. Необходимо ежедневно терпеливо очищать зерна поэтической, научной, общественной истины от плевел и фейковой накипи соцсетей. Чтобы быть достойными этой Истины и этого Достояния.

Бахытжан КАНАПЬЯНОВ,

6 августа 2018 г.