Завтра была... Москва

Для Казахстана ближайшее будущее – это уже состоявшееся прошлое

Петр САРУХАНОВ — «Новая»За событиями на Украине в Казахстане следят как за своими собственными. Потому что все понимают, мы – следующие. Для Казахстана ближайшее будущее – это уже состоявшееся прошлое. И ближайшее, и то, от которого успели отвыкнуть до уверенности, что это – навсегда.
То есть если на Украине раздрай из-за растяжения между внутренними и внешними силами, тянущими ее либо в Европейский, либо в Евразийский союзы, то Казахстан – уже внутри созданной евразийской государственности. Причем никакой такой внутренней или внешней силы, которая могла бы выдернуть нас обратно или хотя бы притормозить процесс, – нет. Запланированное на май подписание Договора об ЕЭС состоится, как и намеченное на 1 января следующего года начало его функционирования.
И если даже вместо мая будет, например, сентябрь или вместо января 2015 года какой-то следующий январь – это объяснимо в данных непростых условиях притормаживанием евразийского процесса, но никак не его отменой или заменой.
И вот что еще стоило бы уяснить для себя и противникам, и сторонникам Евразийского экономического союза: это союз не экономический, а политический. Причем не с 1 января 2015 года, а с 1 июля 2010 года – начала деятельности Таможенного союза. Это так, поскольку отмена внутренних таможенных границ и образование общей внешней – уже не экономическое, а политическое решение. За которым все последующие стадии экономической и государственной интеграции тянутся с неизбежной предопределенностью.

Да, нынешняя союзная государственность не имеет такой необходимой институции, как межгосударственный парламент. Что и противникам, и сторонникам ЕЭС внушает одинаковые, но разнонаправленные надежды и иллюзии по типу «еще не поздно» или «еще рано». Однако желал бы кто появления союзного представительного и законодательного органа или категорически не желал бы — нынешняя парламентская «недооформленность» тоже есть объективное свидетельство наднациональной государственности.
В самом деле, в России, в Казахстане и Беларуси парламенты есть вспомогательные дополнения к президентскому единовластию, и подключать их к интеграции триумвират не видит пока никакой необходимости. На данной стадии и так слишком много нерешенных вопросов и не сглаженных противоречий, чтобы забалтывать их еще и в депутатских «говорильнях». Эффективнее осуществлять очень непростой интеграционный процесс через создаваемые президентами исполнительные структуры. Либо уже институализированные (Евразийская экономическая комиссия), либо временные «группы высокого уровня» или просто рабочие группы.
В неконтролируемом никем интернете, да и в печатных СМИ дискуссии насчет полезности-вредности Таможенного союза имеют повышенный градус эмоциональности. А уж подогретый украинскими событиями дискурс в соцсетях вообще почти истеричен. Аналитика сплошь подменена рефлексией, эмоционально окрашенной личным отношением «за Майдан» – «против «майданутых», «за ТС – против ТС». Между тем серьезная политика по определению предполагает базирование на реалиях, независимо от признания их «плохими» или «хорошими».
Попробуем сформулировать несколько тезисов объективного отношения к происходящему, начиная с евразийской интеграции как таковой.
Глобальная однополярность фрагментируется – это факт. Что иллюстрируют и украинские события: самое важное не в том, что Россия сумела вернуть себе Крым, а в том, что США и Европа не сумели этого не допустить. Причем они же, по существу, и поспособствовали организации такого процесса украинской евроинтеграции, который помимо их воли развернул половину Украины в российскую сторону. В этом смысле евразийская интеграция – не возврат в прошлое и не какой-то исторический «боковик», а естественное развитие того самого мирового системного кризиса, в центре которого находятся сами лидеры нынешнего мира – США и Евросоюз.
Библейский Ной, как известно, единственный пережил Всемирный потоп, построив ковчег еще на суше и заранее посадив в него всякой твари по паре. В этом смысле повинующаяся «голосу свыше» евразийская интеграция есть процесс где-то даже и спасительный.
Но она же и явно преждевременна, поскольку глобальный долларовый мир вполне еще прежний и веры в его вечную несокрушимость много больше, нежели апокалипсических пророчеств. Поэтому чудаков, пытающихся что-то такое обособить внутри действующего миропорядка, ожидают вполне земные громы и молнии. Тем более что совместный свой евразийский ковчег они собирают ровно из тех же национальных ладей, на которых давно приспособились поодиночке плавать в океане долларового рынка.
Да, дальнейшее одиночное плавание выглядит все менее перспективным и все более проблемным. Казахстану, например, пришлось пойти на девальвацию тенге «на ровном месте» – при вполне приличных мировых ценах на нефть. То есть «сырьевой» этап развития национальной экономики явно заканчивается, причем на перспективу светит не счастливый всплеск нефтяных цен, а еще большее ослабление нефтяной конъюнктуры.
Но и ЕЭС здесь никакое не спасение, а только дополнительное обременение. В Евразийском союзе Казахстан – почти во всех смыслах самый слабый член. Мы – наиболее деиндустриализованная и наиболее перекошенная на сырьевой экспорт экономика, наиболее зависимая от импорта промышленных и потребительских товаров, от иностранных инвестиций и займов. И никаких компенсаций этих явных наших слабостей ЕЭС не предлагает – предлагает лишь приспосабливаться, как сумеем.
В политическом смысле Казахстан тоже наиболее уязвим: межнациональное и социальное согласие держится у нас именно на опасении все это легко потерять, а украинские события эту традиционную нашу опаску довели до состояния тревожно натянутой струны.
Едва ли не единственная надежда – на елбасы, остающегося эксклюзивным центром и гарантом всех политических, экономических и межнациональных сдержек-противовесов. Но именно такое положение лидера нации тоже безальтернативно затягивает Казахстан под московский протекторат – даже относительной широты маневра у президента нет.
Да, послемайданная ситуация заставляет Акорду принципиально корректировать планы «увековечивания» наследуемого президентского правления. До этого Стратегия «Казахстан – 2050», вкупе с поставленной внутри нее задачей разработки Патриотического акта «Мәңгілік Ел» и пробным шаром насчет переименования Казахстана в Қазақ елі свидетельствовали, что ставка сделана на суверенный формат и казахскую патриотическую линию внутри него. Теперь, когда Москва начала «собирание земель» под лозунгом защиты проживающих за границей Российской Федерации русских и «соотечественников», ставка на национал-патриотизм оказывается не работающей и прямо опасной.
Тем не менее после Крыма альянс с Кремлем становится для Акорды не только не отменяемым, но и вносящим необходимый внешний элемент упрочения той самой авторитарной президентской незаменимости. В самом деле, в чем более всего уязвимо продолжение президентского правления после отхода от дел Первого президента? В том, что полновластие его наследника падет жертвой клановой и олигархической войны, с которой никто, кроме самого Нурсултана Назарбаева, уже не справится. Зато включение в местные «сдержки-противовесы» Кремля, дающего добро занять высший государственный пост Казахстана, предотвращает слишком сильную клановую конкуренцию той или иной кандидатуре и безусловно стабилизирует казахстанскую «президентскую вертикаль».
Такой альянс двусторонне полезен. Москва, разумеется, предпочла бы иметь дело не с кипящими разнообразием мнений мажилисом и сенатом, а с единоличным главой государства Казахстан. В конце концов, Нурсултан Назарбаев смог стать несменяемым Первым президентом именно потому, что сначала получил от московского Политбюро пост Первого секретаря ЦК КПК. Поэтому и для него лично, и для всего «ближнего круга», и для исторического цикла от ликвидации СССР до создания ЕЭС вполне логично, что суверенные президентские полномочия подкрепляются опять московским «бата».
Что же касается возможной недостаточной авторитетности вероятного наследника – это только дополнительный плюс для устойчивости всей системы. Концентрация личной власти при ограничении личной способности ею воспользоваться – идеал для управленческой вертикали.
Вполне вписываются в такой союз и местные кланы и олигархии. Пусть сейчас настроения преимущественно казахской административной и бизнес-элиты далеко не в пользу Москвы (мягко говоря) – это не препятствие. Естественный отбор в авторитарной системе поднимает наверх не тех, кто привык иметь и отстаивать собственное мнение, а сугубых приспособленцев. Приспособиться же к далекой московской опеке, под которой еще легче будет делать местные дела, – совсем нетрудно.
Спрашивается, в чем же, если не в заведомо безрезультатных попытках «отбиться» от Евразийского союза, может состоять конструктивная альтернативная позиция принципиальных противников кланово-олигархического устройства власти и фактически неоколониального положения собственной страны?
Ответ прост и универсален.
Для Казахстана и без вступления в ЕЭС, а уж тем более оказавшись уже внутри Евразийского союза, актуально одно и то же: конституционная реформа, направленная на трансформацию «ручного» президентского правления в президентско-парламентские институции.
То есть насколько в первые после распада СССР годы, как и в годы интеграции в мировой рынок, объективно требовалась концентрация власти в руках несменяемого лидера, настолько на сегодня востребовано распределение полномочий и ответственности между несколькими центрами принятия решений. Тот же Евразийский союз как неотменяемая реалия вовсе не должен быть эдакой космической «черной дырой», непреодолимо засасывающей все, попадающее в зону его притяжения.
Отдельно президент, отдельно парламент и формируемое им правительство, и главное отдельный суд – вот те национальные суверены Республики Казахстан, которые, не торопясь и обдуманно, могли бы участвовать в евразийском интеграционном процессе, включая делегирование на наднациональные уровни необходимой и достаточной компетенции.
Напомним, что формуле «сначала экономика…», появившейся после 1997 года, предшествовала активная политическая фаза конституционного реформирования 1993 –1995 годов. Точно так же и сейчас подходит время уже не персонифицированной, а институциональной конституционной реформы, без которой невозможно будет равноправно вписаться в реалии еще только создаваемой евразийской экономики.
Желательно, чтобы конституционная реформа была бы проведена волею самого правящего режима, но это уже – как получится.
В любом случае по степени первоочередности и важности следовало бы начать с превращения Конституционного Совета в Конституционный суд, который, не обладая правом устанавливать законы и уж тем более не имея возможности узурпировать исполнительную власть, имел бы неоспариваемое никем право говорить решающее слово в любых спорах и конфликтах между персонами, ветвями и уровнями власти и внутри них самих.
Это необходимо и для сохранения устойчивости в самом Казахстане, и для обеспечения законного национального интереса в евразийском процессе.
Вовремя ли назначены и честно ли проведены выборы, надо ли объявлять импичмент, распускать представительный орган и назначать досрочные выборы, как решать неразрешимую коллизию внутри парламента или правительства – это все прерогатива Конституционного суда (КС). Кроме того, КС должен принимать к своему рассмотрению (для создания прецедентного права) любые иные дела, даже и мелкие, если они касаются конституционных прав физических и юридических лиц.
А на межгосударственном уровне Конституционный суд – орган, соизмеряющий интеграционный процесс с национальным законодательством. В том числе именно его заключения должны лежать в основе принятия решений о необходимости изменений и дополнений самой Конституции, оформления наиболее важных решений через референдумы.
Во-первых, для несокрушимого же авторитета самого Конституционного суда его членов надо избирать пожизненно и всенародным голосованием – плебисцитом. Во-вторых, в составе КС надо обеспечить должное представительство казахской нации и всего народа Казахстана. Известно, что казахи сформировались примерно из семи исторических народов, поэтому, например, семь плюс пять кандидатов от «четвертого» жуза было бы в самый раз.
Следующее по степени важности и последовательности исполнения, что надо бы сделать для не дестабилизирующего преобразования авторитарной вертикали в институциональную, – это местное самоуправление. На уровне городов, включая обе столицы, поселков и крупных сел-аулов. И суть тут не в выборности акимов – это как раз дело не начальное, а заключительное. Суть – в создании такой бюджетной сети местного самоуправления, которая, наполняясь установленной частью общенациональных налогов, играла бы роль периферийной «кровеносной системы».
И уже на этих двух основах, Конституционном суде и городском самоуправлении, можно приступать к институализации собственно власти.
За президентом надо оставить все, кроме… экономики. Экономика по определению многопланова и противоречива. Более-менее полно все ее срезы и интересы может отражать только многопартийный парламент, который и должен формировать правительство.
Но нельзя допускать партийной «дробленки». Устойчиво функциональным парламент может быть только на основе двух-трех партий. Что же касается нашей ситуации, она как раз предельно ясна: есть Казахстан и есть Нефтестан. При этом Нефтестан в мажилисе представляют и чиновная «Нур Отан», и «предпринимательская» «Ак жол». А «народные коммунисты» из КНПК пытаются изображать что-то «оппозиционное».
Правильно было бы так: «Нур Отан» следует продолжить курс на окончательное отделение от исполнительной вертикали – никаких акимов в роли председателей региональных отделений и никакой прямой или косвенной поддержки со стороны правительства и нацкомпаний. Тогда эта партия может стать центристской, которая сбалансировала бы интересы экономики компрадорской и той, в которой остро нуждается Казахстан. «Экономику на вывоз» уже представляет «Ак жол» – тут ничего и менять не надо. А для представительства национального интереса нужна партия, имеющая в своей программе национализацию экспортно-сырьевых производств и естественных монополий. И, конечно, отказ от псевдолиберального «невмешательства» государства в рыночные процессы.
Что касается выборности областных и районных акимов – этого сейчас допускать нельзя. По той очевидной причине, что нынешнее административно-территориальное деление Казахстана – это наследие централизованного, в царском, большевистском или президентском исполнении, управления территориями. В таких «единицах», не отвечающих критериям хотя бы относительной экономической и демографической самодостаточности, никакое ответственное региональное самоуправление невозможно. И любая попытка наделить их «самостоятельностью» породит такой сепаратизм, с каким потом уже не совладать.
В заключение же о самом главном – институализации национальных (в этническом и гражданском смыслах), общественных отношений в Республике Казахстан. Украину поставил на разрыв выбор между европейским и евразийским векторами. У нас же объективно сосуществуют как казахская национальная самоидентификация (с массой внутриказахских разделений), так и «русскоязычная», а также и позиционирующая себя вне этничности гражданская самоидентификация. Противопоставлять одно другому или опираться на одно без другого было бы губительно. Задача заключается в одновременном строительстве сразу и казахской национальной, и общегражданской национальной государственности.
Впрочем, эта тема требует отдельного разговора…