Тенге на скользком глобусе

Куда катятся финансы третьего мира

Сейчас едва ли не все мировые экономические новости нанизаны на такой «вдруг» проявившийся глобальный тренд, как дружное ослабление валют «развивающихся» экономик от ЮАР и Турции до России. Разница лишь в скоростях скольжения вниз. Тенге, например, тихо-тихо теряет стоимость уже пару лет, но новая тенденция сильно кренит угол сползания и для него. Понятно, и на более наклонной плоскости можно как-то цепляться-упираться, но делать это будет все труднее. Это как на скользком склоне: не двигаешься – сползаешь, засуетишься – рискуешь заскользить только быстрее.

Не суетиться, между тем, не получится, поскольку то, куда ведет по рыночному «естественное» ослабление курса национальной валюты, – пугает сильно.

Если брать чисто финансово, то это некоторая поддержка казахстанского экспорта при одновременном усугублении ситуации с импортом – из-за ослабления общей покупательской способности и экономики, и населения. В политическом же плане девальвация тенге подводит к разрыву негласного «социального контракта» между властью и обществом. Если «верхи» в обмен на баснословное клановое обогащение не смогут обеспечивать не только «низам», но даже и собственной обслуге хотя бы привычный уровень существования – зачем и кому они станут нужны?

Короче, на дальнейшую судьбу курса национальной валюты сейчас завязано гораздо большее, чем просто экономика и финансы – это фактически и судьба всей нации. И так сейчас не только в Казахстане – так во всем мире. Поэтому и наша собственная национальная судьба будет определяться даже не столько тем, что дальше будет с тенге, сколько тем, что будет вообще с «развивающимися экономиками».

А в более общем контексте – что дальше будет с мировым экономическим кризисом, вышедшем сейчас на угол атаки на эти самые «развивающиеся экономики». Что положило начало этому этапу, понятно – сворачивание программы «количественного смягчения» в США. И это тоже этапы глобального системного кризиса.

После исчезновения соцлагеря, имевшего принципиально иную (не ростовщическую) денежную систему, в монетарном плане весь мировой рынок, в исполнении всех включенных в него государств и их национальных валютных систем, выстроен совершенно единообразно. Деньги в экономику поступают только на платной и возвратной основе. Соответственно, экономика всегда должна заимодателю – все имеющиеся в ней деньги. Плюс ростовщический процент, еще и не «напечатанный». Вернуть такой долг, да еще и с процентами, можно единственным образом: взять в долг еще больше. Что не только возможно, но и весьма эффективно – при условии расширения экономического цикла и, соответственно, необходимости увеличения денежной массы.

Отсюда и первая причина объективного системного кризиса такой глобальный валютной системы: мир… закончился. В географическом смысле – потому что не охваченных ростовщической моделью стран уже не осталось, в социальном – из-за наличия таких, как мы, «Нефтестанов». То есть государств с коррумпированными компрадорскими олигархиями, распространивших рыночные блага только на себя, но не на собственное население.

Вторая объективная причина изначально была заложена самими ростовщиками, и на эти грабли капиталистический мир наступал уже многократно. Но теперь это уже не просто грабли в сарае на заднем дворе, а смертельная бомба в собственном доме. И эта бомба – глобальный фондовый рынок.

Дело в том, что какие-то 3 – 5 процентов ростовщического дохода с вяло растущего производства материальных товаров и услуг, – маловато как-то. Поэтому родилась гениальная идея – сотворить параллельный материальному рынок «ценных бумаг», на котором можно создавать уже не привязанную к производительной и потребительской способности человечества «товарную массу», с которой и иметь основной ростовщический доход.

Для иллюстрации: если объем мирового ВВП имеет порядок в 60 триллионов долларов, то на фондовом рынке обращается «товаров» на 250 – 300 триллионов. Вернее, таково было оценочное соотношение до начала кризиса 2007 года, который какую-то часть «сжег», но «количественным смягчением» это с лихвой восполнено.

А вся эта бумажная масса, чтобы плодить из самой себя все новые «ценные бумаги», не может не опираться на хоть какие-то экономические реалии. Таковыми являются: акции производственных компаний, гарантируемые государствами облигации, активы на землю и недвижимость и, наконец, контракты на основные биржевые товары. В первую очередь на нефть, конечно. Но и эти «точки опоры» имеют кратно завышенные стоимостные и физические объемы. Например, нефтяных «фьючерсов» на рынке обращается неизмеримо больше, чем самой нефти добывается и потребляется.

Плюс мировой финансовый пузырь откровенно и сознательно раздувается технологией и идеологией «жизни в долг». Часть которой – вполне-таки привычная и кажущаяся совершенно нормальной практика потребительского кредитования. Что, вообще-то, – кредитовать не рост производства, а потребления – ненормально. Это, если сказать прямо, самоубийственно – вроде как печь хлеб из отложенного на посев зерна. Но ростовщическая жажда прибыли переборола здесь привычную ростовщическую осмотрительность.

Вообще, надо сказать, еще библейское представление о заимодавце как существе крайне расчетливом и осмотрительном соответствовало истине лишь до то тех пор, пока ростовщичество, в лучшем случае, прислуживало власти, а вообще-то было ею гонимо. Однако переход феодализма в капитализм и установление буржуазно-демократического строя поставило во главе всего капитал, а выше самого капитала – капитал финансовый. Власть же, как известно, развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Применительно к нашему случаю можно констатировать, что ростовщический капитализм XX века, особенно второй его половины, и особенно – после «капитализации» Китая и СССР, на базе полной властной монополии по-глупел чудовищно и самоубийственно. Не допуская публичных откровений о своей сути, он, похоже, утратил и свое собственное понимание о себе самом. В результате чего самозабвенно приближает собственный конец.

Что, впрочем, вполне соответствует исторической диалектике: исчерпавшие себя «вожди», режимы, экономические и идеологические системы начинают безошибочно совершать шаги, ускоряющие собственную погибель.

И последнее из «исходных данных», чтобы приступить уже к описанию собственно кризисного процесса. В саму технологию постоянного существования и раздувания (ради ростовщического дохода) фондового пузыря входит необходимость его периодического «сдутия». Что до последнего времени осуществлялось через военную или биржевую катастрофу. Но сейчас проблема в том, что спасительная для продолжения мирового ростовщического цикла военная или биржевая катастрофа не может разразиться у экономического и идеологического соперника – по факту отсутствия такового.

И даже «управляемые» военные и биржевые катастрофы на перифериях самого глобального ростовщического государства тоже не несут избавления. Наоборот, любой локальный «пожар», на азиатских ли, африканских или южноамериканских рынках, сжигая какую-то часть виртуальных денег и обрушивая облепленные ими реальные активы – акции, облигации, стоимость земли, недвижимости и биржевых товаров, вспугивает и приводит в движение всю мировую массу виртуального капитала. И без того все время ищущего, куда бы ему переместиться понадежнее.

Это как с громадной стаей ворон, с трудом размещающейся на деревьях. Стоит обломиться хотя бы ветке – все взмоют в воздух, под невероятный гвалт. Но куда-то садиться приходится, и каждая новая попытка усесться покрепче будет обламывать все новые ветки и подвергать риску все более крепкие.

Ну вот, а теперь, собственно, о развитии кризиса. Летом 2007 года случилось событие достаточно локальное и вполне предсказуемое: лопнул рынок американских «субприм» кредитов на покупку жилья, выдаваемых без проверки платежеспособности. Паника перекинулась на ипотечный рынок вообще, а к осени обрушились уже сразу несколько незыблемых столпов Уолл-стрита. Началось спасение мирового финансового рынка через закачку в него новой ликвидности.

И, в общем-то, спасли.

Но вот беда: в реальной экономике началась рецессия, и никакие вливания в финансовый сектор экономический рост не подхлестывали. По той простой причине, что активность в реальном секторе снизилась не из-за недостатка денег, а из-за избыточности потребительского кредитования. Освободи людей от ранее набранных кредитов – производство и потребление вспыхнули бы со свежей силой, но…

Ростовщичество может прощать долги только… себе. Перекредитование, или «реструктуризация» долгов, – стандартная практика для самих банков, но никак не для их клиентов. Поэтому с 2007-го по нынешний год никакой антикризисной политики не проводилось – была только политика оттягивания кризиса. Методом его усугубления через дальнейшее накачивание финансового пузыря.

Параллельно проводилась и продолжается кампания по приведению к строгой бюджетной дисциплине наиболее слабых членов еврозоны: Греции, Португалии, Испании, Италии…

Мероприятие бессмысленное и вредное. Экономики всех развитых стран выстроены на наращивании суверенных долгов, у государств, считающихся сильными, их даже больше, чем у слабых. Сократить эти долги невозможно, да и опасно – это подрыв мировой долговой пирамиды. Насилие же над бюджетами несчастных греций-испаний только подавляет и без того падающую экономическую активность и ускоряет политические потрясения.

Таким образом, весь мир и подошел сейчас ко второму этапу развития глобального кризиса – переходу от политики доллара «слабого» к доллару «сильному».

Формальное объяснение имеется: американцы и европейцы боятся стагфляции – когда при почти стоящей на месте экономике еще и цены перестают расти. Считается, что будет полезна хотя бы 2-процентная инфляция, запускающая экономический рост. Хотя доводов, что все обстоит ровно наоборот, тоже достаточно. И вообще, если даже нулевая стоимость доллара, евро и иены за столько-то лет не «разогрела» экономику, почему ее оживит подорожание стоимости кредитов? На этот вопрос ответа нет. Вернее, есть вполне убедительный ответ от обратного: коли не помогло одно средство, давайте попробуем противоположное.

Вот, в ФРС начали пробовать. И виртуальный капитал, понятное дело, взвился в бегстве от валют слабых к более сильным (как вспугнутые вороны стараются усесться на деревья повыше и покрепче). При этом надо понимать, что финансовый капитал не просто бежит – он еще и атакует. Не со зла, а в силу единственного своего «естественного инстинкта» – ему надо не просто сохраняться, а еще и максимально размножаться. Спекулятивные же игры на ослабление валютных курсов и без того попавших в непростые ситуации «развивающихся» экономик – самое благородное дело.

Казахстану еще хорошо: наш KASE полужив, и на нем много не наспекулируешь. А вот российские или тот же турецкий фондовые рынки выметает сейчас точно метлой.

Чем закончится этот новый этап мирового финансового кризиса?

Тем, что все проблемы с «развивающихся» рынков будут все больше перемещаться и концентрироваться собственно на евро-долларовом центре. Что и откроет третий, заключительный, этап – распад однополярной глобальной ростовщической системы. По мягкому или жесткому сценарию, управляемому или стихийному – это как получится.

Сохранится ли ростовщичество как технологическая и идеологическая основа?

В каких-то блоках, по всей видимости, да. А в каких-то наверняка нет. Уж если сам Римский Папа, адресуясь к Давосскому форму, говорит, что деньги должны служить, а не править, – мир умнеет.

Каковыми будут посткризисные валютные блоки?

Сохранятся, конечно, американский и европейский, дополнительную силу приобретет китайский. Так или иначе, будет евразийский, почти наверняка – проблемный.

Но это лишь общие контуры, рассуждать о которых стоит с той целью, чтобы понимать, куда все идет.

В ближайшее же будущее нас ждет, по всей видимости, «сползание» тенге к 165 – 170 за доллар, хотя бы с целью подравняться под рубль. Это как бы база, к которой Нацбанк будет стараться опускаться плавно, чтобы не подрывать и без того низкое доверие к тенге. А вообще прогнозы неблагодарны, потому что равновероятны как способность правительства просто «упереться» и не опускать тенге, так и очень глубокая девальвация. Все зависит от того, как дальше будут складываться цены на нефть, как и когда «устаканятся» новые валютные пропорции и какие вообще последствия повлечет за собой новый курс ФРС – о чем сейчас и сам Федеральный резерв только гадает. Это – не считая массы не монетарных факторов глобального системного кризиса.

А вообще, говорю это не для того, чтобы нагнать ощущение безнадеги и негативной предопределенности. Напротив. Да, Казахстан – подражательная система, и мы будем «до конца» держаться скопированной линии поведения, в том числе монетарного. Тем не менее: чем хуже будут работать теперешние схемы, тем больше станет возникать оснований для их переосмысливания и формулирования того, что можно и нужно делать.

тем временем

Введение 20-тысячной купюры тенге

спровоцирует рост инфляции в Казахстане на 1%

Введение в обращение новой денежной банкноты национальной валюты номиналом Т20 тыс. спровоцирует рост инфляции в Казахстане на 1%, утверждает председатель Национального банка РК Кайрат Келимбетов.

«Говорят: «Вот, потратили деньги, а почему не выпускаются?» А я вам отвечу по-другому: потратили деньги, а если выпустим — будет хуже. Ну, давайте выберем между «хуже» и «лучше»: всегда человечество выбирало, если есть выбор. А такой выбор, вот я вам озвучиваю, чтобы их не выпускать. А вы говорите: а вот потратили там, ну, не знаю, сколько-то, а потеряем — столько-то там. Сколько потеряем, я уже говорил: рост инфляции на 1%, который ударит по вашим доходам. Я вот беспокоюсь о ваших доходах, а вы – нет», — сказал К. Келимбетов на пресс-конференции в понедельник.

По его словам, решение по выпуску 20-тысячной купюры не принято правлением Национального банка.

«Мы уже 4 месяца объясняем, что руководство Национального банка на сегодняшний день считает преждевременным или несвоевременным введение этой банкноты», — подчеркнул глава Нацбанка.

Вместе с тем К. Келимбетов отметил, что «они (банкноты — КазТАГ) напечатаны».

Напомним, в декабре прошлого года глава Нацбанка РК заявил о том, что введение в обращение новой денежной банкноты номиналом Т20 тыс. откладывается по причине опасений «очень высоких девальвационных ожиданий населения».

«Даже если это решение (о введении в обращение новой 20-тысячной банкноты тенге — КазТАГ) будет принято, оно не будет принято в этом году», — отметил К. Келимбетов.

По его утверждению, одна из проблем ввода этой банкноты «заключается в очень высоких девальвационных ожиданиях населения».

«И, честно говоря, сегодня Национальный банк очень сильно озабочен возможностью роста инфляции в связи с выходом этой банкноты. Поэтому мы для себя целесообразность ввода этой банкноты сейчас изучаем», — уточнил К. Келимбетов.

«Помните, как я вам говорил, что там есть технические вопросы. Если оно будет принято, оно будет принято в последующие годы. Но есть вероятность, что такое решение и не будет принято, поскольку в целом это не праздный вопрос, это вопрос того, что цены могут вырасти. Ожидания психологически девальвации могут вырасти, мы всего этого допустить не можем. Поэтому вы (журналисты — КазТАГ) с этой банкнотой (с вопросом введения 20-тысячной банкноты тенге — КазТАГ) не торопитесь», — добавил глава Нацбанка.

КазТАГ